После того, как выяснилось, что все предложенные интерпретации навязывают одному из разбираемых слов необычное значение, попробуем оценить возможность понимания надписи, предложенную Калинкой, ее первым издателем, который упомянул τῆ как альтернативный вариант, но в самом тексте публикации напечатал Γῆ.

Эпитет κυρία встречается с именами таких богинь как Артемида, Гера, Геката, Изида, Немезида и т.д[177]. Случаи употребления его с именем Геи мне неизвестны, так же как они были неизвестны Роберу. Однако слова схожие по значению, хотя и более торжественные, такие как ἄνασσα, πότνια, с именем Геи соседствовать могли. Зевс Асбамей (Ζεὺς Ἀσβαμαῖος), названный так по имени источника около Тианы[178], был Зевсом Клятвоблюстителем (Ζεὺς Ὅρκιος)[179], что делает сочетание его имени с именем Геи, упоминавшейся в клятвах после Зевса, вполне естественным[180].

В целом, интерпретация, предполагающая хотя и не имеющее параллелей, но не невозможное и логически объяснимое соединение эпитета κυρία с именем богини Геи, представляется мне более приемлемой, чем та, которая постулирует особое, нигде не зафиксированное значение для προσευχή в этой надписи. Но прежде, чем прийти к окончательному решению, необходимо разобраться еще с одной трудностью. Если принять чтение Γή, то как следует понимать остальную часть надписи?

И в литературных текстах, и в надписях зафиксирована figura etymologica εὐχὴν (εὐχὰς) εὐχόμενος[181]. Слово εὐχή (εὐχόμενος) имеет как значение «обет, клятва» («приносить клятву, обет»), так и «молитва» («молиться»). Поскольку принесение обетов включает в себя призывание божества, а достижение того, о чем человек молился, может вызвать у него желание отблагодарить столь отзывчивое божество (например, соорудить ему алтарь, даже если обратившийся к божеству человек и не давал таких обетов), то разграничить два значения иногда практически невозможно. Так надпись на двух мраморных медальонах из церкви Святой Софии в Изнике (VI в.), в которой употреблены те же глаголы εὔχομαι и ἐπιτυγχάνω, что и в надписи из Амастриды (εὐξάμενος … ἐπέτυχον), была переведена И. Шевченко как «помолившись Тебе, Господи, я преуспел»[182], а Г. Хорсли как «принеся Тебе обет, Господи, я преуспел»[183].

В упомянутом выше (прим, 151) письме из Египта, которое датируется приблизительно тем же временем, что и надпись из Амастриды (III в. по Р. Х.)? εὐχαί и προσευχαί, имея одинаковое значение, стоят рядом для стилистического усиления: «молитвы и моления». Возможно, что в амастридской надписи εὐχή заменяется синонимом προσευχή как своего рода стилистическое украшение. Выпадение ν и появление как бы дательного падежа на месте необходимого здесь винительного может быть результатом влияния предшествующих дательных падежей и/или отражением тенденции опускать конечное -ν, засвидетельствованной в надписях этого периода[184]. С другой стороны, в Новом Завете один раз встречается выражение προσευχῇ προσεύχεσθαι[185], и, возможно, здесь мы имеем контаминацию двух выражений.

Таким образом, я прихожу к выводу, что надпись из Амастриды не подтверждает употребления слова προσευχή для обозначения языческих храмов.

Обратимся теперь к надписи из Ольвии.

[Ἀγαθῇ τύχῃ(?). Οί]

περί Σ[άτυρον Ἀρτεμιδώ(?)]-

ρου τὸ β´, Πουρθαῖ[ος τοῦ δεῖνος],

Ἀχιλλεὺς Δημητ[ρίου],

(5) Διονυσιόδωρος Ἔρ[ωτος]

Ζώβεις Ζώβει ἄρχ[οντες]

τὴν προσευχὴν ἐ[πε-]

σκεύσαν τῇ ἐαυ[τῶν]

προνοίᾳ στεγάσα[ντες]

(10) ἀπὸ τοῦ – – μέχρι

«В добрый час (?). Сатир, сын Артемидора (?) II и его коллеги Пуртей, сын …, Ахилл, сын Деметрия, Зобис, י сын Зобиса, архонты восстановили своим попечением молельню от …, покрыв ее крышей».

В последней строке Латышев, который самой надписи, к его времени уже утерянной, не видел, следует чтению Кёлера, которое принимает также Бёк в CIG: ἀπὸ τοῦ θεοῦ μέχρι… («от статуи бога до …»)[186]. Если бы чтение Кёлера было правильным, то тогда эта надпись стала бы важным прецедентом использования термина προσευχή язычниками. Однако Кёппен, первый издатель надписи, читал последнюю строку иначе[187]. J1. Стефани, который считал, что слово προσευχή не могло относиться к языческому храму, обратил внимание на это расхождение в прочтении последней строки и предложил свой вариант: ἀπὸ τοῦ θεμελίου или θεμέθλου («от основания»)[188]. Пропажа надписи не позволяет оценить степень вероятности предложенных вариантов чтения и восстановления, и в подобной ситуации при интерпретации надписи методически будет более правильным вообще последнюю строку не учитывать.

Латышев считал эту надпись языческой и мотивировал свое решение тремя причинами. Прежде всего, он просто не мог поверить тому, что «главные сановники Ольвийской общины могли предпринять τῇ ἑαυτῶν προνοία поправку молитвенного дома, принадлежавшего иностранному культу, не только не признаваемому государством, но может быть и не покровительствуемому, а только терпимому»[189]. Сейчас, после находки надписи из Афродисиады, из которой явствует, что высокие государственные чины вполне могли покровительствовать еврейским институтам, аргумент Латышева свою силу потерял. Далее, Латышев ссылается на заимствованную им у Гаркави[190] ссылку на сообщение Епифания о массалианах[191], которые называли молельнями места своих религиозных собраний. Гаркави допустил досадную ошибку: он перепутал членов иудействующей секты массалиан (Μασσαλιανοί) с жителями Массалии, совр. Марселя (Μασσαλιῶται). Латышев повторил эту ошибку: «жители Массалии называли этим именем здания и площади … предназначенные для молитвы»[192]. И наконец, Латышев полагал, что поскольку в одной из горгиппийских манумиссий, осуществлявшихся в молельне (προσευχή), упоминается языческая триада – Зевс, Гея и Гелиос, то это показывает, что προσευχή в этом случае не могла принадлежать иудеям, а, следовательно, слово могло означать языческий храм. Он не учел, что имена языческих богов входили в стандартную юридическую формулу[193].