4. Надпись из Сибидунды в Писидии с посвящением θεῷ ὑψίστῳ καὶ ἁγεία καταφυγῇ[82]. Упоминание о святом прибежище скорее всего указывает на Септуагинту как на источник, поскольку Библия – это единственный древний текст, в котором Бог осознается как Прибежище[83].
5. Еврейская принадлежность следующей надписи вызывает некоторые сомнения: она происходит из Фессалоники, в ней стоит ΙΟΥΕΣ, что можно с известной долей вероятности интерпретировать как попытку передать имя Яхве[84].
6. Посвящение, найденное в районе к северо-востоку от Анкиры (совр. Анкара), датирующееся концом II – или III вв. по Р. Х. Оно представляет собой обращение к великому и небесному Богу Высочайшему, его святым ангелам и его досточтимой молельне: τῷ μεγάλῳ θεῷ ὑψίστῳ καὶ ἐπουρανίῳ καὶ τοῖς ἁγίοις αὐτοῦ ἀγγέλοις καὶ προσκυνητῇ αὐτοῦ προσευχῇ[85].
В целом, то, что эти надписи принадлежат иудейскому религиозному миру, очевидно. Но можно ли утверждать, что они были сделаны этническими евреями? Часть их могла быть поставлена язычниками, симпатизирующими иудаизму – боящимися Бога. Надпись из Афродисиады наглядно демонстрирует, насколько близкими могли быть отношения между иудейской общиной и такими язычниками. Мы не можем с уверенностью утверждать, что надпись из северной Галатии, возможно, относящаяся к I в. по P.X., в которой стоят слова δύναμις θεοῦ – характерная для иудаизма ссылка на силу Бога[86], – должна быть включена в число еврейских надписей, но ее, безусловно, нужно рассматривать среди надписей, в которых прослеживается влияние иудаизма. Подобным же образом посвящение Богу Высочайшему из Акмонии[87], которое, несмотря на присутствие в нем языческой формулы Ἀγαθῇ τύχῃ, могло принадлежать еврею[88] или (и тогда ее присутствие вообще не требует никаких объяснений) боящемуся Бога. Маловероятно, чтобы оно принадлежало язычнику, совершенно не знакомому с иудаизмом.
В последнем по времени из известных мне серьезных и детальных исследованиях культа Бога Высочайшего, статье С. Митчелла, автор приходит к выводу – совершенно правильному, с моей точки зрения, – что адептами Бога Высочайшего были язычники, в какой-то степени испытавшие влияние иудаизма, иными словами, квазипрозелиты. Он обосновывает эту идентификацию тем, что посвящения Богу Высочайшему и надписи с термином θεοσεβεῖς, а также свидетельства литературных источниках о гипсистариях и аналогичных сектах происходят из одних и тех же регионов Средиземноморья и относятся к одному и тому же периоду. Кирилл Александрийский прямо говорил о том, что адепты Бога Высочайшего называли себя θεοσεβεῖς[89]. «Наиболее веским аргументом в пользу идентификации почитателей Бога Высочайшего и боящихся Бога является просто-напросто то, что их верования и практика совпадали.»[90] Тем не менее, вывод о том, что
3. Бог Высочайший в Деяниях: язычество или иудаизм?
Титул «Бог Высочайший» упоминается в Деяниях лишь однажды: 16:16-18[93]. Эти стихи представляют собой начало рассказа о заключении Павла и Силы в темницу в Филиппах: «Случилось, что когда мы направлялись в молельню, вышла нам навстречу некая молоденькая служанка, имеющая духа-пифона (πνεῦμα πύθωνα)[94], которая приносила большой доход господам своими пророчествами. Она, следуя за Павлом и нами, кричала, говоря: „Эти люди – рабы Бога Высочайшего, которые возвещают вам путь спасения“. Это она делала много дней. Павел, разгневавшись и обратившись к духу, сказал: „Повелеваю тебе во имя Иисуса Христа выйти из нее“. И он вышел тотчас же». Почему Павел решил изгнать из одержимой девушки духа, достаточно точно, между прочим, сформулировавшего самое суть христианской проповеди: мы пришли возвестить вам путь спасения? Ответ, казалось бы, лежит на поверхности. Иисус всегда изгонял бесов, пусть даже они говорили правду (Мк 1:24; Лк 4:41 и др.). Кроме того, Лука упоминает, что Павел, в отличие от Иисуса, который изгонял бесов немедленно, много дней терпел беспрестанные крики одержимой и, только когда они стали ему, наконец, невыносимы, разгневался на демона (διαπονηθεὶς δὲ Παῦλος, глагол διαπονέομαι употребляется еще только один раз в НЗ – в Деян 4:2, где речь идет о крайнем раздражении иудейских священников, начальников храмовой стражи и саддукеев христианской проповедью). Однако такое объяснение удовлетворяет не всех. Обращалось внимание, например, на то, что ὁδὸς σωθερίας (без артиклей) может означать не только «путь спасения» (англ.
Такая интерпретация этих стихов предложена и подробно аргументирована П. Требилко, который увидел именно в языческом подтексте криков одержимой служанки объяснение гневной реакции Павла. Требилко полагает, что Павел изгнал беса из девушки-служанки в Филиппах потому, что считал, что она на самом деле славила языческого бога: «Содержание криков девушки вводило язычников в заблуждение. Только для еврея или иудействующего имя Бога Высочайшего означало Яхве. Остальные считали, что речь идет об одном из многочисленных богов… Девушка провозглашала, что путь спасения связан с любым богом, которого ее слушатель считал „Богом Высочайшим“. Раздражение Павла и его действие были вызваны тем, что девушка вводила в соблазн тех, кому он проповедовал. Его гнев был спровоцирован тем, что из-за нее его собственная проповедь подвергалась ложной синкретической интерпретации. Он действовал, чтобы устранить эту опасность»[98].
Это предположение имело бы силу при одном, но принципиальном условии: если бы эпиклеза ὕψιστος действительно широко использовалась язычниками. Требилко в этом не сомневается. Однако как видно из предыдущего, язычники пользовались ею крайне редко, и большая часть языческих Богов Высочайших появилась в результате ученых реконструкций.
Если признать, что θεός ὕψιστος не было общим именем для целого ряда высших богов, то как тогда обозначение «Бог Высочайший» должно было восприниматься языческой аудиторией в Филиппах, слышавшей крики девушки? По-разному. Часть язычников, посещавших еврейскую молельню (а девушка-служанка встретила христианских проповедников по дороге в синагогу), была знакома с особенностями иудаизма и с именем, которым евреи называли по-гречески своего Бога. Другие могли идентифицировать Бога Высочайшего с высшим богом языческого пантеона в соответствии со сложившейся в античном мире традицией (так называемой interpretatio Graeca/Latina). Например, Варрон, по сообщению Августина, считал иудейского Бога Юпитером, «не придавая значения тому, каким именем его называть, раз имеется в виду одно и то же». Августин комментирует это следующим образом:
Nam quia nihil superius solent colere Romani quam Jovem, quod Capitolium eorum satis aperteque testatur, eumque regem omnium deorum arbitrantur, cum animadverteret Ioudaeos summum deum colere, nihil aliud potuit auspicari quam Jovem.
«Ведь потому что римляне никого не чтут превыше Юпитера – о чем достаточно ясно свидетельствует их Капитолий – и признают его царем всех богов, то когда Варрон понял, что иудеи почитают Бога Высочайшего, то ни о ком ином он не мог подумать, кроме Юпитера»[99].
Плутарх шел в русле этой же традиции идентификации, но по несколько иному пути: для него отправной точкой послужило не имя Бога, а сравнение обрядовой стороны. Сопоставив греческие и еврейские ритуалы, он идентифицировал Бога иудеев с Дионисом:
«…И время, и обиход самого главного и[самого торжественного праздника иудеев отлично подходит для Диониса. Ведь празднуя так называемый пост в разгар жатвы, они выставляют столы со всевозможными плодами под кущами и шалашами, сплетенными по большей части из ветвей и плюща, а канун праздника называют Кущей. Через несколько дней они справляют другой праздник, уже не прикровенно, а явно называемый Вакховым. Есть у них и праздник крадефория и тирсофория, во время которого они вступают в храм, неся тирсы. Что они делают, войдя внутрь мы не знаем, но похоже, они справляют там вакхическое действо: свистят в дудочки, призывая бога, как аргосцы на Дионисиях, а иные выступают с кифарами; их называют левитами – название, возникшее от одного из прозвищ <Диониса>: либо от „Лисий“, либо скорее от „Эвий“. Я полагаю, что и праздник субботы имеет некоторое отношение к Дионису: ведь словом „сабы“ еще и теперь многие называют вакхантов и выкрикивают его, когда справляют оргии этого бога…
Пусть для кого-то это все домыслы. Но все возражения решительно опровергает прежде всего первосвященник, выступающий на празднике с митрой на голове, облаченный в вышитую золотом оленью шкуру, в длиннополый хитон, в котурны; причем с одеяния его свешивается множество колокольчиков, сопровождающих звоном каждое его движение … а еще можно показать противникам на изображения в храме тирса и тимпана. Вне всякого сомнения, все это подобает только Дионису, а не какому-то иному богу»[100].
До известной степени идентификация иудейского Бога с высшим божеством языческого пантеона поощрялась самими евреями: так, некоторые представители еврейских интеллектуальных кругов утверждали, что греческие поэты и философы, рассуждая о Зевсе, По-существу имели в виду истинного Бога[101].
Некоторые язычники могли думать о Боге Высочайшем как о высшем боге иудейского пантеона, и, действительно, на лингвистическом уровне основание для такого понимания существовало.
Греческое ὕψιστος представляет собой превосходную степень прилагательного и соответственно обозначает наивысшую степень качества – «высочайший
Филон хорошо понимал эту проблему и поэтому счел нужным в своем комментарии на Быт 14:18 («он [Мельхиседек] священник Бога Высочайшего»)[103] сделать специальную оговорку:
οὐχ ὅτι ἐστί τις ἄλλος οὐχ ὕψιστος – ὁ γὰρ θεὸς εἷς ὤν, ἐν τῷ οὐρανῷ ἄνω ἐστὶ καὶ ἐπὶ τῆς γῆς κάτω, καὶ οὐχ ἔστιν ἔτι πλὴν αὐτοῦ [Deut. 4:39] (
akniga