Чтение научной литературы иногда создает впечатление, что мы владеем рукописями, написанными рукой Светония или Тацита[63]. То, чем мы обладаем на самом деле, – это рукописи, написанные переписчиками-христианами[64], которые без особых колебаний со смелостью, приводящей современных текстологов в отчаяние, улучшали текст и исправляли то, что им представлялось неправильным. Ошибочное написание имен «Христос» и «христиане» было среди наиболее очевидных ошибок, нуждавшихся в исправлении. Характерна тацитовская традиция. Несмотря на утверждения, что Тацит знал правильное написание, codex Mediceus (Ann. 15, 44) демонстрирует, что дело обстоит отнюдь не так просто. В нем мы находим написание Chrestiani, исправленное затем или самим писцом, или второй рукой[65]. Этот факт свидетельствует о том, что, возможно, в архетипе, к которому восходит codex Mediceus, имя было написано через e[66], то есть, что переписчики сочинения Тацита вплоть до писца нашего кодекса (или его справщика) не сочли нужным исправить очевидно ошибочное написание. Любопытно, что имя Christus написано в codex Mediceus правильно, через i. Впрочем, это отнюдь не означает, что так же обстояло дело и в архетипе. Можно, например, представить себе такую ситуацию: писец codex Mediceus точно скопировал с той рукописи, которая была в его распоряжении, форму Chrestiani, затем автоматически написал имя Христа правильно, хотя в рукописей оно было написано также с ошибкой, а потом, осознав противоречие, исправил также и первое слово. С другой стороны, возможно, Тацит осознанно использовал разное написание: он знал, что римский vulgus называл христиан Chrestiani, хотя на самом деле auctor nominis именовался Christus. Тогда весь пассаж Тацита приобретает ироническое звучание: их, столь ненавистных из-за своих мерзостных преступлений (per flagitia invisos), римский народ по неведению называет именем, произведенным от слова «хороший»[67]. Но, в конечном итоге, следует признать, что нам просто неизвестно, знал ли Тацит правильное написание имени и его этимологию.

То же самое относится и к Светонию. Обычно считается, что когда Орозий цитировал светониевский пассаж, то он исправил impulsore Chresto на impulsore Christo и связал изгнание евреев с появлением в Риме христиан[68]. Это вполне вероятно, особенно на фоне его апологетических тенденций. Но можно, например, представить и другой ход событий: Светоний знал правильную форму Christus, а изменение было внесено в часть рукописей переписчиками – ведь до того, как перепиской языческой литературы стали заниматься христиане, она была делом язычников, для которых форма Chrestus была более привычной и осмысленной. То, что позднее имя не было исправлено переписчиками-христианами, тоже вполне объяснимо: они не считали, что речь идет о Христе. Переписчики без малейших колебаний исправляли написания в ситуации очевидной, но в этом конкретном случае их могло остановить то, что они твердо знали, что, во-первых, Христа в Риме быть не могло и, во-вторых, что он не был impulsor. Они скорее вместе с частью нынешнего ученого сообщества готовы были считать, что у Светония речь идет о ком-то другом. В средневековый период, когда и были изготовлены наши рукописи, имя Хрест все еще было в употреблении, хотя и менее популярно, правильное написание и этимология имени Christus давно общеизвестны, а каламбуры, основанные на изменении одной буквы, давно вышли из моды.

Все приведенные выше рассуждения отнюдь не означают, что я пытаюсь предложить некую новую текстологическую гипотезу. Моя цель – показать, насколько шатко основание, на котором покоятся рассуждения о форме имен «Христос» и «христиане» у Светония и Тацита. Необходимо отказаться от догматических утверждений по этому поводу и признать, что мы просто не знаем, как они писали мессианский титул и образованное от него название адептов нового религиозного течения.

Отставив в сторону аргументацию от написания, мы вынуждены констатировать, что все прочие доказательства в пользу идентификации Хреста с Иисусом не являются решающими и легко могут быть оспорены[69]. С другой стороны, не существует никаких серьезных аргументов против возможности появления христиан в Риме в первый год принципата Клавдия[70], и отождествление Хреста Светония с неким неизвестным еврейским бунтовщиком никакими свидетельствами не подкреплено. Слингерленд несколько искажает ситуацию, когда пишет: «Chrestus event вполне осмыслен в том виде, в каком он появляется у Светония, в Деяниях и, при условии, что речь идет о том же самом событии, у Диона Кассия», поскольку «Chrestus event» существует только у Светония. Интересно, по какому направлению пошла бы ученая дискуссия, если в светониевском пассаже находился бы «Christus event»? Это возвращает нас к проблеме орфографии и к разочаровывающему заключению о том, что оба решения по большому счету одинаково недоказуемы. Тем не менее, я скорее склонна поддержать идентификацию Хреста с Христом и признать, что в светониевском пассаже отражены волнения в иудейской общине Рима, вызванные появлением первых христианских миссионеров[71]. Это решение представляется мне более экономным, нежели его альтернатива. В самом деле, если мы согласимся с тем, что Хрест был неким неизвестным из источников еврейским бунтовщиком, мы должны автоматически постулировать следующее: 1) существование еврея с именем, среди евреев-мужчин, насколько мне известно, не зафиксированным[72] и звучащим при этом так же, как мессианский титул; 2) конфликт, выплеснувшийся за пределы иудейской общины и угрожающий спокойствию в Риме, при этом настолько обеспокоивший римскую власть, что она в лице Клавдия сочла необходимым вмешаться. Если же принять, что в Риме в 41 году появились христиане, то все, что нужно допустить, – это неточную информацию Светония о судьбе Иисуса. Реакция Клавдия тогда становится понятной – христианские проповедники почти с самого начала распространения христианства не исключали из своей целевой аудитории язычников, и, учитывая, что среди языческих поклонников иудаизма были люди, принадлежащие к верхушке римского общества[73], информация о переходе иудеев (от которых тогда еще и сами христиане не отделились, и, что для нас важнее, римские власти отделять христиан не научились) к активной проповеди могла распространиться достаточно быстро и вызвать серьезную озабоченность властей. Несмотря на отсутствие крупномасштабной и целенаправленной деятельности иудеев по рекрутированию прозелитов, многие язычники настолько были увлечены экзотической религией (не становясь при этом прозелитами), что римские власти дважды – в 139 г. До Р. Х. и в 19 г. От Р. Х. – сочли необходимым изгнать из Рима виновников распространения чужеземной «заразы»[74], которые таким образом разделили судьбу представителей многих других восточных религий: изгнание чужих в Риме считалось лучшим методом борьбы за чистоту римских нравов и религиозных традиций. И если раньше римляне дважды высылали евреев из Рима только потому, что там распространялась своего рода мода на иудаизм, то сколь быстры и решительны должны были быть их действия при известии о переходе иудеев к активной миссионерской деятельности. Соображения такого рода и побуждают меня, со всеми оговорками, принять сторону тех исследователей, которые считают, что светониевский пассаж является первым упоминанием о христианах в Риме.

Правление Нерона, во время которого произошло первое преследование христиан как членов самостоятельной, отдельной от иудаизма секты, для евреев было вполне мирным[75].

Информация о каких-либо событиях, связанных с еврейскими общинами в Риме во время Иудейской войны, отсутствует. Понятно, что триумф, справленный в Риме по случаю победы в Иудейской войне, во время которого по Риму, среди прочей военной добычи, несли захваченные золотые предметы из Храма – стол и семисвечник, а также свиток Торы[76], не прибавил римским евреям чувства безопасности. Но хотя еврейский дом в Палестине перестал существовать и Храм лежал в развалинах, особые привилегии евреев в диаспоре не были отменены. Единственным важным изменением было введение особого иудейского налога, заменившего налог храмовый[77].

Что касается численности еврейского населения в Риме, то она была предметом оживленных споров, и по различным оценкам в I по Р. Х. составляла от 10 до 60 тыс. человек[78].

2. Эпиграфические свидетельства

Наиболее важная информация о жизни евреев в Риме содержится в надписях, найденных в шести еврейских подземных кладбищах, обычно называемых катакомбами: Монтеверде (на Виа Пертуэнсе), Винья Ранданини, Виа Чимарра, Винья Касилиана, Вилла Торлония (две катакомбы)[79]. Датируются они II–IV вв. по P.X[80]. Помимо надписей, другие археологические находки, такие как саркофаги, настенная живопись, керамические лампы и т.п., также оказываются полезными при изучении повседневной жизни еврейских общин[81].

2.1 Синагоги в Риме

Согласно надписям, в Риме существовало по меньшей мере одиннадцать синагог.

(1) Синагога агриппесийцев (Ἀγριππησίων)[82] предположительно была названа в честь Марка Випсания Агриппы, зятя императора Августа. Другими возможными кандидатами являются иудейские цари Агриппа I и Агриппа II. Впрочем, нельзя исключить и того, что название общины было образовано не от имени собственного, а от названия здания или района, например от Horrea Agrippiana в Regio VIII Рима[83]; см. также (2).

(2) В шести эпитафиях упоминается синагога августесийцев (Αὐγσυστησίων)[84]. Высказывалась гипотеза, что названия обеих синагог (агриппесийцев и августесийцев) связаны с тем, что общины первоначально состояли из вольноотпущенников Агриппы и Августа[85]. В принципе, такое объяснение вполне допустимо[86].

(3) Синагога калкаресийцев (Καλκαρησίων)[87] обычно считалась принадлежащей общине обжигальщиков извести, поскольку латинское слово calcarenses (calcarienses) в надписях употреблялось для обозначения гильдии обжигальщиков извести (хотя занимающихся этим ремеслом обычно называли calcariarii)[88]. Леон на том основании, что у евреев обычно не было отдельных общин для профессиональных групп, полагает более правдоподобным, что имя общины было произведено от названия местности (улицы или района)[89]. Фрей отметил, что в XI в. в южной части Марсова поля был район, который назывался Calcaria, но он находился далеко от катакомбы Монтеверде, где хоронили членов этой общины[90].

(4) Название синагоги кампесийцев (Καμπησίων, Campi)[91] обычно производят от Campus Martius, где, по-видимому, было расположено здание синагоги[92].

(5) Элейская синагога (Ἐλαία, Ἐλέα) упоминается только в двух надписях. Название является загадочным. Было высказано предположение, что оно происходит от слова «маслина», «оливковое дерево». Другие интерпретации производят название от имени пророка Илии; от названия отрога Палатина Велии (Velia); от названия города, из которого прибыли в Рим первые члены общины (кандидатуры включают Элею в Этолии, Финикии, Вифинии, Сирии, Мизии и т.д.). Каждая из предложенных интерпретаций имеет свои слабые стороны, и ни одна не может рассматриваться как полностью удовлетворительная[93].

(6) В четырех надписях упоминается синагога евреев (Ἑβραίων)[94]. Учитывая, что в римских надписях несколько человек были названы Εβραίοι, высказывалось предположение, что все они были членами этой общины. Это маловероятно, поскольку во всех остальных случаях название общины встречается лишь в эпитафиях ее должностных лиц[95].

(7) О существовании общины секенов (Σεκηνῶν) известно всего из одной надписи[96]. Слово «синагога» в ней не упоминается, однако то, что после упоминания должностного лица общины (γραμματεύς) в ней стоит слово в родительном падеже множественного числа (Σεκηνῶν), позволяет по аналогии с другими надписями предположить, что и здесь перед нами название общины. В попытках объяснить название был предложен ряд гипотез, включающих возведение имени к названию деревни в Галилее, имя которой писалось в источниках по-разному (например, Σωγάνη у Иосифа Флавия[97]); к названию порта Искина (Скина) в Северной Африке, которое на Певтингеровой таблице, карте четвертого века, было обозначено как locus ludaeorum Augusti; к Sicinum, месту на Эсквилинском холме; к др.-евр. שכנים («соседи») или זקנים («старейшины»)[98].

(8) Синагога сибуресийцев (Σιβσυρησίων) засвидетельствована шестью (возможно, семью) надписями[99]. Считается, что имя происходит от Субуры (Subura), населенного мелкими лавочниками и рабочими района Рима с довольно скверной репутацией, расположенного в низине между Эсквилином, Квириналом и Виминалом. Следует отметить, впрочем, что написание с Σιβ– нигде, кроме как в еврейских надписях, не встречается[100].

(9) Синагога триполитанцев (Τριπολειτῶν) известна только из одной надписи[101]. Название общины происходит от названия города Триполь, откуда в Рим приехали члены общины. В качестве возможных кандидатов рассматриваются Триполь в Финикии и в Северной Африке[102].