– Как– нибудь!– фыркнула она возмущённо. – Я не привыкла работать «как– нибудь», – и добавила жёстко:– Потерпите.

   – Оставит ваша семейка меня когда– нибудь в покое?– зло спросила я. – Неужели это так трудно, просто взять и оставить меня в покое?

   – Вы же видите, с каким упорством провидение сталкивает нас снова и снова, – отвечала она. – Какие есть догадки по поводу?

   – Никаких, – злобно ответила я.

   Она обернулась. Я снова вздрогнула поневоле: время мало что добавило к её облику. Какой была, такой и осталась. Такой, какой запомнилась мне в нашу первую встречу на оллирейнской станции Кратас, куда меня пригласили против моей собственной воли три десятка лет тому назад…

   – Корни в прошлом, – объяснила она. – В том прошлом, от которого вы с такой лёгкостью отказались когда– то. Я могу вам помочь с этим, если хотите. Рассказать…

   – Ничего мне от вас не надо, – сказала я. – Ничего я от вас не хочу. Кроме одного: оставьте меня в покое!

   – Вы не спешите, подумайте, – предложила она, направляясь к двери. – Надумаете, приходите. Поговорим.

    Поговорим. Говорили уже! Я ничего не забыла, каждое слово горит в памяти как свежевыжженное тавро. О чём ещё можно разговаривать? С ней?

   Но именно разработанная ею методика позволяла мне сейчас жить и надеяться на возвращение контроля над сорванной в ту адскую ночь паранормой. Жутенькая закольцовка вышла у его величества времени. Началось всё с меня и на мне теперь обратно сходится.

   Я села, переждав коротенькое головокружение. Постельный режим, да, но вставать не запрещалось. Так что я вышла за дверь, подышать разнообразием. И сразу же за дверью услышала скандал: мой Жаров отчитывал того самого загадочного Аркадия, чьего отца я, по словам Андрея, хорошо знала:

   – Я думал, у тебя всё под контролем. Как ты мог? Она едва не погибла из– за тебя!

   – Из– за вас она погибла бы точно, – невозмутимо возразил Аркадий. – Она же была в полной эмпат– связке с тонущим; если бы он утонул, утонула бы и она.

   – Ты мне зубы…– грозно начал Жаров.

   Нехорошо подслушивать. Я кашлянула. Они обернулись, оба. И я внезапно увидела Игоря Огнева, каким он был в самую первую нашу встречу. Поразительнейшее сходство, одно и то же лицо, вот только глаза немного другие. Такие же серые, но…

   – Здравствуй, мама, – сказал Аркадий.

   Аркадий Огнев, мой посмертный ребёнок. Немыслимо! Но ведь вправду меня считали погибшей, и Игорь поступил согласно традиции, принятой в семьях пирокинетиков. Тем более, мы с ним обсуждали саму возможность общих детей и даже ходили к генетикам на предварительное обследование, и собирались, конечно же, когда– нибудь позже… Но я не думала, даже не надеялась, что у меня на Старой Терре может появиться сын. После трибунала, после разжалования, после вселенского позора, который я огребла за Девбатум, я была уверена, что Игорь Огнев, боевой ветеран с тремя Солнечными Крестами и множеством орденов, не захочет больше знать меня, вычеркнет из памяти моё имя и забудет как страшный сон. А он не забыл.

   Не забыл…

   – Аркаша, – тихо сказала я, язык не слушался. – Сынок…

   Очень сопливо вышло. Но это не те слёзы, которых надо стыдиться, я считаю.