– Бог сегодня смотрит в другую сторону. – Шарп посмотрел на Харпера. – Все на месте?

– Так точно, сэр. Все. – Ирландец скривился, казалось, еще немного, и по его щекам покатятся слезы. – Бедные детишки…

– Мы им помочь ничем не могли, – коротко отрезал Шарп. Да, они и вправду ничем не могли помочь, но легче от этого не становилось. – Уильямсон и Таррант наказаны.

– Опять?

– Опять. – Какие же дураки, с неудовольствием подумал лейтенант. Остаться ради выпивки в городе, который вот-вот захватит враг. Нажраться, чтобы попасть во французскую тюрьму. – Пошли!

Старую стену возвели в те времена, когда мужчины дрались в доспехах и стреляли друг в друга из луков, и покрытые мхом камни не продержались бы и двух минут против современной пушки. Словно в знак признания этого обстоятельства, горожане проделали в укреплении несколько проходов. Отряд британцев прошел через одну брешь, пересек то, что осталось от древнего крепостного рва, и поспешил к новому городу, выросшему по другую сторону средневековой стены.

– Лягушатники! – окликнул лейтенанта Хэгмэн. – Сэр! Лягушатники на холме!

И действительно, левее, ближе к холму, небольшой отряд французских кавалеристов спешил наперерез беженцам. Зеленая форма… драгуны. Человек пятьдесят или больше. Все с прямыми саблями и короткими карабинами за спиной. На головах латунные шлемы, которые в военное время обтягивали материей – чтобы не отсвечивали на солнце.

– Бегом! – крикнул Шарп. – Бегом!

Драгуны то ли не замечали стрелков, то ли не собирались с ними связываться; во всяком случае, они скакали туда, где дорога огибала высокий холм, вершину которого венчало невысокое белое строение с плоской крышей – то ли лазарет, то ли школа. Главная дорога проходила южнее холма, другая поворачивала к югу и пробегала между холмом и рекой. Драгуны ехали по главной, и Шарп рассчитывал, держась правее, проскочить по меньшей к берегу Дору. Но в этот день везение было не на его стороне: французы все-таки увидели маленький отряд и, тут же развернувшись, блокировали вторую дорогу в том месте, где она приближалась к реке. Оглянувшись, Шарп увидел, что за кавалерией следует пехота. Черт бы их побрал! Но и это было еще не все – через брешь в старой стене уже лезли другие солдаты в синих мундирах. От пехоты стрелки, пожалуй, могли бы уйти, но кавалерию не обгонишь. Несколько драгунов спешились и торопливо устанавливали на дороге заграждение. Беженцы, видя, что пути к спасению отрезаны, либо поднимались на холм, к белому зданию, либо в отчаянии возвращались в город, к брошенным домам. Тем временем артиллеристы продолжали свой бой: французы пытались противопоставить что-то большим португальским орудиям, от огня которых уже начались пожары. Черный дым из горящих домов смешивался с серо-белым дымом пушек, а под ним, у реки утонувших детей, лейтенант Ричард Шарп старался придумать, как выбраться из захлопнувшейся ловушки.

Подполковник Джеймс Кристофер не был подполковником, хотя и служил когда-то капитаном в линкольнширском ополчении и до сих пор в нем числился. Получив при крещении имя Джеймс Огастас Мередит Кристофер, он на протяжении всех школьных лет звался просто Джимом. Отец его был врачом в небольшом городишке Саксилби, о чем Джеймс предпочитал не упоминать, делая упор на то, что его мать состояла в родстве с герцогом Рокфордом. Именно благодаря этому рокфордскому влиянию Кристофер и переместился из Кембриджа в Форин-оффис, где знание языков, природная обходительность и сообразительность быстро увлекли его вверх. Кристофер рано познал ответственность, познакомился с важными людьми и заслужил доверие. Его считали перспективным, здравомыслящим молодым человеком, чьи суждения обычно взвешенны и разумны – в большинстве случаев это означало, что он согласен с мнением начальства, – и такая репутация привела Джеймса Кристофера к нынешнему назначению на пост, подразумевавший как известное одиночество, так и немалую скрытность. Задача Джеймса Кристофера состояла в том, чтобы дать британскому правительству рекомендацию: выводить британские войска из Португалии или оставить их там.

Решение, разумеется, не зависело от самого Джеймса Кристофера. Пусть он и стал своим человеком в Форин-оффис, вопрос о пребывании войск решался самим премьер-министром. Солдаты, разумеется, предпочли бы остаться, поскольку война всегда сулит продвижение вверх, министр иностранных дел хотел бы оставить их там, потому что не любил французов, но были на Уайтхолл и люди более здравомыслящие, которые и отправили туда Джеймса Кристофера – так сказать, измерить температуру. Виги, противники нынешнего правительства, опасались еще одного фиаско, наподобие того что привело к Ла-Корунье. Лучше, говорили они, признать реальность и попытаться договориться с французами. Обладая немалым влиянием в Форин-оффис, виги и настояли на том, чтобы отправить Джеймса Кристофера в Португалию. Армия, которой о его истинном поручении ничего не сообщили, тем не менее согласилась присвоить ему звание подполковника и назначить адъютантом генерала Крэдока. Пользуясь таким прикрытием, Кристофер использовал армейских курьеров для посылки донесений военного характера генералу и сообщений политического плана в посольство, откуда их, не распечатывая, отправляли в Лондон. Премьер-министру требовался здравый совет, и Джеймс Кристофер снабжал его фактами. Впрочем, в последнее время подполковник старательно сочинял эти самые факты. За неприглядной действительностью войны проступало сияющее золотом будущее. Джеймс Кристофер узрел свет.

Впрочем, покидая Порто за несколько минут до вступления в него французов, он не думал о будущем. Вслед им послали несколько пуль, но прекрасные, хорошо отдохнувшие ирландские лошадки быстро унесли Кристофера и его слугу от вялых преследователей. Удалившись от города в направлении холмистой гряды, они проехали вдоль занятой виноградником террасы и свернули в лесок, где и устроили небольшой привал среди дубов и пиний, чтобы дать коням отдохнуть. Кристофер посмотрел на запад. Солнце уже высушило дороги после сильного ночного дождя, и поднимавшаяся у горизонта пыль указывала на приближающийся к только что захваченному городу французский обоз. Сам город скрылся за взгорьями, но на его присутствие там указывали поднимающиеся столбы грязного дыма, вздымающиеся от горящих домов и артиллерийских батарей, продолжавших перестрелку с неослабевающим усердием, хотя здесь, в роще, неумолкающая канонада и звучала приглушеннее. Преследовать беглецов в такую даль никто из французов не решился. С десяток мужчин углубляли канаву в долине, не проявляя никакого интереса к спасающимся горожанам и делая вид, что их война не касается. Стрелков среди беженцев видно не было, и Кристофер решил, что они, должно быть, погибли или попали в плен. И о чем только думал Хоган, оставляя Шарпа и его людей? Может, проницательный ирландец что-то заподозрил? Но откуда ему что-то знать? Поразмыслив, Кристофер решил, что беспокоиться не о чем, – Хоган ничего не знает, а просто решил проявить любезность.

– Французы сегодня молодцы, – заметил он, обращаясь к португальскому слуге, молодому человеку с редеющими волосами и тонким, серьезным лицом.

– В конце концов дьявол все равно заберет их, – ответил слуга.

– Иногда за дьявола работу приходится делать простым людям. – Подполковник вытащил из кармана подзорную трубу и навел ее на далекие холмы. – В ближайшие несколько дней тебе предстоит увидеть нечто такое, что немало тебя удивит.

– Как скажете, сеньор. – Слуга равнодушно пожал плечами.

– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.

– Как скажете, сеньор, – повторил португалец, удивляясь лишь тому, что англичанин называет его каким-то Горацио.

Впрочем, любопытство он оставил при себе и спрашивать ни о чем не стал. Звали его Луишем, и раньше он работал брадобреем в Лиссабоне. К нему нередко заходили люди из британского посольства, и именно они порекомендовали его как верного человека Джеймсу Кристоферу, когда тому понадобился слуга. Новый хозяин платил хорошо, да к тому же английским золотом, а что англичане малость тронутые и путают имена, так то не важно. И пусть Кристофер называет каким угодно именем, лишь бы не забывал платить. Всем известно, британские монеты самые надежные в мире. На многое можно посмотреть сквозь пальцы, если на ладони увесистая гинея с изображением святого Георгия, убивающего дракона.