— Тогда нам следует гордиться, что отдаваясь богам, мы тем самым возносим их святость до седьмых небес. С этого урока я стану трудиться прилежнее! — она закатила глаза, прижала руки к груди и задышала с пристонами, имитируя любовный поединок между мужчиной и женщиной.
Остальные ученицы засмеялись, прикрывая рты ладошками.
— Анджали! — гневно крикнула наставница, бросая веер на циновку.
Нарушительница спокойствия тут же прекратила представление и скромно опустила ресницы.
— Насмешки над богами недопустимы! — продолжала наставница Мекха, беря прут из глиняного сосуда, наполненного водой. — Ты будешь наказана. Подойди.
Ученица Анджали встала и приблизилась, не выказывая ни страха, ни раскаяния, как человек, привыкший к наказаниям.
— Встань на колени!
Анджали повернулась спиной и опустилась на колени, как и было приказано. Наставница Мекха резко взмахнула рукой, и прут ожег розовые девичьи пятки. Ослушница невольно вздрогнула, но уста ее хранили молчание.
— Один!.. Два!.. Три!.. — хором считали ученицы.
Неуважение богов было серьезным проступком, за него полагалось десять ударов.
— А теперь иди и сделай десять поклонов перед богами, прося прощение за дерзость! — сказала наставница, когда наказание было окончено.
Почесывая пятки о щиколотки на каждом шагу, Анджали подошла к резным изображениям богов у главной стены, и чинно совершила десять нижайших поклонов, касаясь лбом глиняного пола.
— Простите мою глупость и невоздержанность, о светлые Адитьи, — произнесла она, — и благодарю, что учите меня смирению и послушанию, вручив прут моей наставнице.
Кто-то из учениц хихикнул, но Мекха грозно повела очами в ту сторону, и воцарилась тишина. Анджали было позволено вернуться на свое место, и она села на тростниковый коврик, прижав колени к груди и положив подбородок на сложенные руки.
Наставница подобрала веер, речь ее зазвучала монотонно, как и прежде, и ученицы, оживившиеся было, снова начали клевать носом.
Анджали с удовольствием бы подремала под унылые повествования наставницы законов, но пятки зудели, и она не могла усидеть спокойно.
— Итак, первый закон нашей дхармы — апсары принадлежат всем и каждому, — продолжала наставница. — Апсара не может принадлежать одному мужчине. Всякий, кто пожелает апсару, может получить ее.
— Наставница! — снова не утерпела Анджали. — А что, если мужчина мне не нравится? Мое желание не входит в дхарму?
— Имея золоченую повозку и двух белых коней, станешь ли ты прятать их в темной конюшне? — ответила Мекха вопросом на вопрос. — Или ты поедешь по дороге, через ямы и кочки, радуясь быстрому бегу коней и ровному ходу колесницы? Ты должна быть, как твоя праматерь — волна. С одинаковой лаской принимать любого, будь то царь или последний из чандал.[1]
Анджали покривилась, но возражать не стала.