Чтобы увидеть, как некоторые кризисы стимулируют дальнейшую интеграцию, полезно вернуться к началу современной эры глобализации. Всплеск взаимосвязанности в XIX веке начался как реакция на потрясение: неурожай, голод, а затем финансовый и деловой крах середины 1840-х годов. Затем Европа пережила континентальную волну революции в 1848 году. Маркс дал мощный анализ того, как глобальная интеграция движет миром и порождает уязвимость и незащищенность. Но экономический шок 1840-х годов не изменил ход интеграции. Вместо этого цены росли, торговля расширялась, правительства снижали тарифные барьеры, капитал стремительно увеличивался, а люди перемещались по континентам в ответ на пережитые страдания, но также и на обещание нового процветания.
Почему одни потрясения способствуют глобализации, а другие, кажется, обращают ее вспять? Некоторые люди опишут эту траекторию в терминах интеллектуальной моды - победы экономики свободной торговли Давида Рикардо и Джона Стюарта Милля в середине XIX века или так называемого неолиберализма Милтона Фридмана и Фридриха Хайека в 1970-х годах. Но вопрос о влиянии теоретиков ведет лишь к другому вопросу: почему политика в определенные моменты оказывается открытой для определенных влияний.
Более правдоподобное объяснение для размышлений о последствиях травм кроется в характере потрясения. Не все кризисы одинаковы. В частности, следует различать шоки спроса и предложения. Экономисты анализируют влияние на ключевые показатели - объем производства и цены - проводя различие между факторами, влияющими на совокупное предложение, и факторами, формирующими спрос.
Шок предложения изменяет способность производителей производить товары, которые увеличивают общий объем производства, и напрямую влияет на цены, количество вводимых ресурсов или технологию производства. Отрицательный шок снижает объем вводимых ресурсов и повышает цены. Положительный шок увеличивает объем вводимых ресурсов и снижает цены. Таким образом, шоки предложения перемещают равновесный уровень цен и равновесный объем выпуска в противоположных направлениях.
В отличие от этого, шок спроса влияет на расходы покупателей, будь то частные лица, предприятия или правительства. Можно было бы ожидать, что он повлияет на выпуск и производство: положительный шок ведет к росту экономической активности, отрицательный - к ее снижению. Но в этом случае равновесные цены и объем производства движутся в одном направлении: вверх при положительном шоке спроса и вниз при отрицательном. Финансовые кризисы, когда они возникают в результате неправильного функционирования, плохой структуры или плохого регулирования финансовой системы, являются просто отрицательным шоком спроса, разрушающим способность людей и предприятий покупать товары и снижающим как цены, так и производство. Процесс глобализации был прерван двумя серьезными, очень негативными кризисами спроса, в каждом случае вызванными и усиленными финансовыми потрясениями: Великой депрессией 1929-1933 годов и Великой рецессией после финансового кризиса 2007-2008 годов.
И наоборот, моменты радикальных инноваций в сфере финансовых услуг вызывают прилив сахара или адреналина: цены и производство растут. Иногда финансовые кризисы также могут быть результатом негативных и позитивных шоков предложения, оба из которых вызывают ажиотаж со стороны инновационных предпринимателей (а часто и мошенников - и их трудно отличить, только после события). Тогда картина становится размытой, поскольку присутствуют элементы как шока предложения, так и шока спроса, и наша способность извлекать простые уроки из движения и поведения цен снижается.
Негативные шоки предложения могут быть просто временными, и в этом случае мы можем ожидать кратковременного всплеска инфляции, затем дефляционной интерлюдии и относительного возвращения к нормальной или дошоковой модели поведения цен. Они могут быть постоянными, когда ожидается, что цена дефицитного товара будет постоянно высокой: моделирование такого сценария предполагает, что долгосрочный эффект после первоначального всплеска на базовую или базовую инфляцию будет незначительным. Наконец, шок может стать началом долгосрочного продолжающегося движения вверх цены дефицитного товара, и в этом случае моделирование предполагает, что базовые темпы инфляции продолжат расти. Все попытки моделирования такого рода предполагают наличие четко различимой закономерности: однако крупные исторические потрясения, изменившие ход глобализации, были совершенно иными. Они не были нормальными или предсказуемыми событиями. Они привели к значительным потрясениям. Их результаты были неопределенными. Они вызвали глубокие политические травмы.
В этих обстоятельствах реакция умных людей, которые изо всех сил пытались понять, что может ждать их в будущем, фактически изменила структуру производства и распределения. Радикальный характер шока подстегнул поиск альтернатив: новых продуктов, а также новых механизмов перемещения товаров. В двух крупных эпизодах, рассматриваемых на этих страницах, - 1840-х и 1970-х годах - проблемы с поставками вызвали транспортную революцию. Дело не в том, что преобразующие технологии - железная дорога и контейнеровоз - были совершенно новыми. Неопределенность и политические неурядицы подтолкнули или устранили препятствия для гораздо более широкого внедрения, что позволило бы решить проблему снабжения за счет радикального снижения транспортных расходов.
Характер потрясений влияет на то, как они меняют отношение к интеграции, или глобализации. Современная глобализация началась в ответ на очень резкий негативный шок предложения, в частности, на традиционную проблему досовременных экономик - неурожай и болезни сельскохозяйственных культур, приведшие к массовому голоду. Цены на продовольствие, наряду с ценами на другие товары первой необходимости, резко выросли, потребление сократилось. Негативные потрясения также радикально трансформируют распределительные сети: мелкие посредники ликвидируются, часто с существенными первоначальными издержками для общего благосостояния. Во многих кризисах такого рода уязвимыми оказываются именно поставщики: лавочники во время голода 1840-х годов или Первой мировой войны, небольшие магазины и рестораны во время пандемии, вспыхнувшей в 2020 году. Их часто обвиняют в проблеме, и в то же время их бизнес-модель рушится, и они терпят крах.
Негативные шоки предложения в середине XIX века, а затем в 1970-х годах вызвали наиболее очевидные скачки глобализации, если судить по показателю взаимосвязи между международной торговлей и производством. Но шок Первой мировой войны также представлял собой ограничение поставок: в воюющих европейских государствах, ранее зависевших от трансатлантических морских путей, которые теперь были ограничены экономической войной, наблюдалась нехватка продовольствия, а также каучука, нитратов, цветных металлов. Этот шок также подтолкнул кратковременное восстановление мировой торговли в 1920-х годах.
В двадцатом веке Великая депрессия, которая привела к деглобализации, была в первую очередь шоком спроса. Люди интерпретировали эту катастрофу как бедность посреди изобилия: был избыток зерна (и других товаров), который привел к снижению цен. Политический ответ заключался в управлении спросом. Правительствам нужно было создать дополнительный спрос и подтолкнуть цены вверх. Интеллектуальный ответ заключался в том, что капитализм и рынок потерпели неудачу. Проклятие недостаточного потребления может быть устранено, если правительства смогут каким-то образом спроектировать рост потребления.
Случай 1970-х годов, когда началась новая волна глобализации и инноваций в международном управлении, является более сложным. Его можно рассматривать как отрицательный шок предложения, но возникший в результате резкого роста мирового спроса. Шоки спроса и предложения могут быть связаны между собой: в данном случае большой положительный шок спроса в 1960-х годах, частично подпитываемый денежными мерами в США, вызвал дефицит товаров, а затем действия производителей товаров по ограничению предложения с целью повышения цен посредством монопсонизма. Некоторые ограничения предложения возникли по старым причинам: плохая погода снизила урожайность или привела к неурожаю. Наиболее ярким примером контроля над предложением, который затем послужил привлекательной моделью для подражания другим экспортерам товаров, стал нефтяной картель ОПЕК. Значительное повышение цен на нефть в 1973-1974 годах, а затем снова после свержения шаха и иранской революции 1979 года в сочетании с ограничениями поставок привело к дефициту: проблемы 1840-х годов вернулись. Возникла всеобъемлющая нехватка продовольствия, нефти, за которой последовала конкуренция за ресурсы. В то время иногда считалось, что ограничения предложения - это одноразовый эффект, что неурожай не повторится, а нефтяной картель (и другие картели производителей) ослабнут. Но затем правительства богатых стран попытались отсрочить необходимую адаптацию к новой структуре относительных цен путем дальнейшего расширения экономики и тем самым породили не временную, а устойчивую инфляцию.
В сегодняшней версии шока предложения после 2020 года возвращается дефицит не только продуктов питания, но и некоторых ключевых элементов цепочек поставок (от стеклянных флаконов для хранения и доставки вакцин до ноутбуков и компьютерных чипов). Проблемы, вызванные коллапсом экономики Covid-19, не являются следствием недостаточного спроса, а скорее напрямую вытекают из того, что правительства по всему миру свернули экономику, чтобы защитить свою медицинскую инфраструктуру от чрезмерной нагрузки.
В этих современных негативных шоках предложения дефицит ограничивается конкретными секторами экономики, в ряде промежуточных товаров, необходимых для производства. Во время Первой мировой войны в центре дефицита были поставки боеприпасов, в частности снарядов, а также продовольствия. В 1970-х годах это была нефть, поскольку резко возрос спрос на автомобили с экономичным расходом топлива и усовершенствованные системы отопления в домах. В сценарии после 2020 года сначала медицинское оборудование, некоторые фармацевтические препараты и вакцины, затем электронные компоненты, в частности микросхемы (порождая "чипаггедон"). В дальнейшем дефицит будет нарастать, так как ограничения поставок вызывают новые производственные проблемы, а взаимосвязанные сети напрягаются и распадаются. Дефицит вызывает конкуренцию, войны на торгах между различными странами за дефицитные продукты. Дискуссия о том, как адаптироваться к дефициту, быстро превращается в дебаты о том, как лучше управлять распределением: с помощью экспертов или технократов, или с помощью народных и демократических механизмов. Возникает потребность в более народном контроле. Во время Первой мировой войны недовольство вылилось в революционную волну, которая прокатилась из России, Восточной и Центральной Европы на запад; в 1970-х годах оно привело к кризису неуправляемости; сегодня оно вызывает дебаты о компетентности правительства и несостоятельности технократов. Часто возникают кратковременные споры по таким вопросам, как поставки кукурузы в Ирландию во время голода 1840-х годов, или поставки стали для снарядов во время Первой мировой войны, или нефти в 1970-х годах, или вакцин и полупроводников сегодня. Конкретные проблемы вполне могут быть решены, но мощные чувства, которые они вызывают, остаются в политическом воображении надолго.
Сохранение тревоги и убеждений о дефиците - это реакция на подавляющий характер шока. В условиях отчаяния только дикие, утопические решения выглядят так, как будто у них есть хоть какой-то шанс на успех.
Предприниматели оказываются в затруднительном положении из-за шока предложения. Финансисты, мечтающие о новых комбинациях для приспособления к будущему, вступают в свои . Неопределенность побуждает смелых духом делать ставки, а для этого им нужно придумать нарратив, видение будущей реальности. Они рекламируют свои продукты, идеи о новом порядке мировой политики и экономики, чтобы убедить. Очень часто, когда это не соответствует последующим событиям, видения выглядят не просто ложными, а мошенническими. Тогда герои превращаются в хрупких людей, чей блеф был раскрыт. Следующие страницы посвящены этим явно магическим фигурам, которые заканчивают жизнь в позоре и бесчестии: Бетель Генри Строусберг в середине девятнадцатого века, Ивар Крейгер в двадцатом и Лекс Гринсилл в двадцать первом.
В условиях шока предложения правительства сталкиваются с той же проблемой, что и предприниматели: необходимо проецировать видение, не зная, какой будет реальность будущего. Следствием этого является то, что компетентность правительств также часто ставится под сомнение. 1840-е и 1970-е годы привели к крупным кризисам легитимности. В 1840-х годах вину возлагали на автократические реакционные правительства. В 1970-х годах было широко распространено мнение, что демократия потерпела крах или (согласно знаменитой книге Жана-Франсуа Ревеля) умирает, что индустриальные общества стали неуправляемыми и что автократии скоро возьмут верх. Все эти сомнения по поводу демократии вернулись с 2020 года - из-за очередного негативного шока предложения, с которым китайское правительство поначалу справилось более эффективно, чем его западные конкуренты.
akniga
