А ночь наступала, немела, умолкли улицы и дальние околицы села, долго шумевшие по случаю праздника, небо прояснилось после вечерней мглистой дымки, показались крупные осенние звезды.

Друзья лежали тихо, не смежая век, хотя усталость и сон давно одолевали их. Эта внезапная перемена с ночлегом, на который они так рассчитывали, разрушала прежние планы, и теперь надо было обдумывать новые варианты побега. Неужели те, лежащие на полу, так всю ночь и не заснут? Неужели чувство служебного долга возьмет верх над усталостью и опьянением? Выпили же, окаянные, крепко!

Прислушивались, мерно дышали, делали вид, что давно спят, а конвоиры нет-нет да и перемолвятся словом, скрипнут половицами, повернутся с одного бока на другой... А сон их одолевает, давит, сковывает руки, ноги, мысли, тяжело опускается на лица, на глаза, и сдерживать его становится все труднее.

Наконец стражники умолкли. Друзья полежали еще минуту-другую, не выказывая никаких признаков своего присутствия, а когда услышали мерное похрапывание, слегка пошевельнулись, один из друзей даже приподнялся, сел, осматриваясь. Конвоиры действительно спали.

Сергей встал, подошел к окну, выглянул. Кажется, во дворе никого нет. Ночь, осень, звезды. Окно выходит прямо в сад. Главное — выскочить, проскользнуть, никого не разбудив, а там... Он обернулся, Дмитрий уже был наготове.

— Иди первый.

Прихватив узелок, Сергей влез на подоконник, на какой-то миг его фигура заслонила собою темно-синий просвет, затем исчезла...

Бежали огородами, иногда спотыкались, путались в бурьянах, а грудь распирала волнующая радость. Ушли! Спаслись! Конвойные, староста, все, что их ожидало, что их караулило, — позади... Вот и окраина села, дорога, по которой они входили в село... Вдруг подняли лай собаки, беглецы застыли у плетня, прислушались, — кроме лая, ничто, кажется, не тревожило ночь, — и они пошли дальше. На холме, где начиналась опушка леса, перевели дух, в последний раз взглянули на село, где крепко спала их незадачливая стража. Собаки перестали лаять. Кругом была торжественная тишина.

— Ну, дружище, — сказал Сергей, — кажется, вырвались. Перед нами теперь одна дорога. Поклянемся же, что никогда с нее не свернем, будем идти честно и победно.

Они обнялись, расцеловались.

— А теперь — вперед. Подальше от этих мест.

— До железной дороги, пожалуй, верст двадцать.

— Мелочь. Главное — мы на свободе... К утру доберемся до какой-либо станции, а там — в Москву, к друзьям.

Отдохнув после бешеного бега, друзья углубились в лес и, плутая меж деревьями, пошли в юго-западном направлении. Где-то там была железная дорога.

II

Москва встретила беглецов беспокойной оживленностью. Спустя несколько дней после их исчезновения Третье отделение его императорского величества канцелярии тайным циркуляром известило жандармские управления о бегстве из-под ареста двух опасных государственных преступников — Сергея Кравчинского и Дмитрия Рогачева. Друзья своевременно узнали об этом, и как только двое появились в меблированных комнатах на Моховой, их сразу же предупредили о грозящей опасности.

Итак, они раскрыты. Полиция, жандармы напали на след и конечно же приложат все силы, чтобы схватить их. Положение осложнялось. Москва наводнена агентами, шпиками, долго засиживаться здесь нельзя.

Прежде всего надо незамедлительно поменять паспорта. Леонид Шишко, друг Кравчинского по Орловской гимназии и так же, как он, отставной артиллерийский офицер, совсем недавно прибывший из Петербурга, сразу же связался с Порфирием Ивановичем Войнаральским. Последний, бывший слушатель Московского университета, высланный за участие в студенческих волнениях сначала в Вятскую, а позднее в Вологодскую губернию, недавно освободился из-под надзора полиции, жил на Тульщине, в имении своей матери. В Москве же, видимо, для конспирации, Войнаральский держал маленькую мастерскую. С революционно настроенной молодежью связей не порывал и поэтому охотно выполнил просьбу — снабдил беглецов паспортами.

Москва. Страстной бульвар

— Поймите, — убеждали их друзья, — в Москве вам оставаться невозможно. Езжайте куда-нибудь, пока хоть немного спадет эта горячка.