– Что скажешь, Мокэ, – спросил отец, – чему я обязан счастьем видеть тебя в такую рань?
– Тому, мой генерал, – серьезно ответил Мокэ, – что я окошмариваюсь.
Мокэ, ничтоже сумняшеся, обогатил язык новым глаголом.
– Ты окошмариваешься? Ого-го! – воскликнул отец, приподнимаясь на локте. – Это серьезно, милый.
– Вот так-то, мой генерал.
И Мокэ вынул трубку изо рта, что делал в исключительных случаях.
– И давно ты окошмариваешься, мой бедный Мокэ? – спросил отец.
– Вот уже неделю, мой генерал.
– А кем, Мокэ?
– О, я прекрасно знаю, кем, – ответил Мокэ, еще более сжав зубы, потому что трубка была у него в руке, а рука – за спиной.
– Позволь, а можно ли и мне это узнать?
– Мамашей Дюран, из Арамона, она – не отрицайте! – настоящая ведьма.
– Если это и так, Мокэ, то я об этом не знал, уверяю тебя.
– О, зато я знаю! Я видел, как она отправлялась на метле на шабаш.
– Ты видел, Мокэ?
– Как вижу вас, мой генерал. А еще у нее есть черный козел, которого она очень любит.
– И зачем она тебя окошмаривает?
– Чтобы отплатить за то, что я видел, как она плясала в дьявольском хороводе на пустыре среди вереска за Гондревилем.
– Мокэ, дружище, это серьезное обвинение, и перед тем как объявить во весь голос то, что ты сказал шепотом, я советовал бы тебе собрать кое-какие доказательства.
– Доказательства! Скажи-ка! Разве не известно всем в деревне, что в молодости она была любовницей Тибо – предводителя волков?