Галеаццо, как мы знаем, уже успел насладиться прелестями Боны в замке Виджевано. Но этот первый опыт не только не утолил его жажды, но и заставил желать большего. Образ юной женщины, очаровательные часы, проведенные с ней наедине, остались у него навсегда в памяти.

Наконец в Павии Галеаццо провел первую подлинную ночь любви с прекрасной Боной. Никогда прежде не испытывал он такого глубокого наслаждения. Желание его постоянно возрастало. В огромной опочивальне, украшенной фресками, изображавшими мифологические сцены, Галеаццо замер, залюбовавшись Боной. Глубоко потрясенный нежными и тонкими чертами ее лица в обрамлении золотых локонов, ее светлым и лучистым взглядом, ее тонкой, как бы излучавшей свет кожей, Галеаццо снял с суженой последнее покрывало из тончайшего шелка. Бона инстинктивно отшатнулась, защищая свое целомудрие.

Галеаццо заключил ее в нежные объятия.

— Бона, наконец ты моя!

— Ты мой господин! — слетело с ее губ покорное признание.

В ее словах не было и намека на стыдливое лицемерие. Смежив ресницы, она искренне любовалась величественным торсом рыцаря, мужественной и вызывавшей ответное желание красотой естества, которой обладали все Сфорца. Бона приняла его в себя.

20 июня 1469 года замок Аббьятеграссо был оглашен пронзительными криками новорожденного Джана Галеаццо. Отец был вне себя от радости. Он желал продемонстрировать Боне свою безграничную благодарность и принес ей в дар город Новарру. Мальчик должен получить самое высокое покровительство, и Галеаццо обратился к тому итальянскому государю, с которым был в наиболее близких отношениях, — Лоренцо Великолепному, синьору Флоренции, — с просьбой оказать честь и стать новорожденному крестным отцом.

В то время как миланский двор преисполнен великой радости в связи с рождением наследника, завершается жестокая драма жизни герцогини-матери. Бьянка Мария страдала от того презрения, с каким сын отнесся к ее опыту государственного управления. Она все еще не могла забыть того времени, когда муж, занятый военными походами, вверял ей правление наиболее важными городами герцогства.

Упрямство и агрессивность Галеаццо не позволяли матери проводить свою собственную политику. Отношения между матерью и сыном становились все более напряженными. Антонио Фоленго, посол герцога Мантуанского, так объяснял своему государю Лудовико Гонзага причины скверных отношений Галеаццо с матерью: «Прославленная мадонна не может не огорчаться поведением герцога Галеаццо. Действуя тихой сапой, в глубочайшей тайне от нее, он попытался заполучить несколько крепостей в окрестностях Кремоны. Подобный поступок не по вкусу его матери. Однако ей пришлось сделать вид, что она ни о чем не знает и даже не догадывается. Он же скверно обращается со своими братьями. Недавно Филиппо Мария чуть было не покинул пределы Ломбардии и не отправился к венецианцам. Только предусмотрительность матери помешала осуществлению этого плана. Желая выколотить как можно больше средств из своих подданных, Галеаццо укрыл в секретном месте список сорока четырех самых богатых своих дворян, которых решил обложить жесточайшей податью».

Если бы не преждевременная смерть, Бьянка, скорее всего, встала бы во главе мятежа, направленного против ее сына. Она была в полном отчаянии от его безрассудных жестокостей. Бьянка была готова выйти на площадь Милана и обратиться к народу с воззванием о поддержке. Народ, который ее любил, вряд ли остался бы глух к этому призыву.

Прежде чем отважиться на непоправимое, Бьянка решила укрыться в Кремоне, чтобы там обдумать свое новое положение. Сначала она отправила в Геную свою дочь Ипполиту, намеревавшуюся возвратиться в Неаполь. Затем Бьянка из Серравалле отправилась в Тортону, где неожиданно заболела лихорадкой. Шесть дней провела она в постели. Полагая, что уже выздоровела, Бьянка направилась в Мелиньяно, но там снова почувствовала себя нездоровой. Болезнь ее быстро прогрессировала.

И вот она одна в огромной опочивальне, вдали от своего Милана. Бьянка поняла, что судьбе угодно прекратить ее жизнь в сорок три года. Что ж, жизнь она прожила наполненную, ей удалось раскрыть свой талант глубокого понимания того, к чему она была призвана в мир. Исповедник, брат Микеле Каркано, не скрывал от нее, что час пробил. Бледный отсвет улыбки на мгновение осветил мертвенное лицо Бьянки. Она попросила соборовать ее и воскликнула: «Господь призывает меня к себе, следует повиноваться!»

Неожиданно над умирающей Бьянкой склонилась тень. Это дерзкий сын пришел проститься с матерью. Под влиянием чувства он, узнав о неминуемой кончине Бьянки, прибыл сюда. Это их последняя встреча.

— Прошу тебя, позаботься о моих миланцах, о всех благородных подданных наших. Кремонцев же, вверенных моему попечению по воле твоего отца, вручаю тебе, возьми их как мой дар.

В последний раз подняла руку, чтобы благословить герцога и других своих сыновей, «и отошла она в мир иной, словно заснула», написал летописец.

Это произошло 28 октября 1468 года. Бьянка оставила этот мир так же, как и пришла в него, — на правах главного действующего лица эпохи. Народ, нутром понимающий подлинное величие своих государей, два дня прощался со своей любимицей в церкви Сан-Готтардо.

Похороны, состоявшиеся в Миланском соборе, были величественны, как и подобает, когда прощаются с великими мира сего. Все государи Италии, с почтением внимавшие голосу Бьянки, прислали своих представителей, чтобы произнести у ее гроба слова последнего прощания. Речь Филельфо, произнесшего надгробное слово, была проникнута чувством уважения к столь достопочтенной синьоре. Тело герцогини было помещено в саркофаг и замуровано меж двух колонн, рядом с гробом мужа.

Рассматривая миниатюры, темперы, написанные Бембо, изобразившим Бьянку Марию, испытываешь смешанные чувства: красота ее величественна, но в то же время надменна. Герцогиня запечатлелась в памяти современников как «нежная, но и величественная представительница ломбардийской аристократии». Современники восхищались ее энергичностью, мудростью ее дипломатии в те годы, когда она имела возможность действовать самостоятельно, когда она еще была окружена уважением и почтительным послушанием. Величие ее с особой силой проявилось в момент кризиса и отстранения от власти, когда в силу превратностей судьбы и неблагодарности сына она была ввергнута в полосу страданий.

«Она проиграла, но проиграла с достоинством, — писал о ней Гуидо Лопес, — ей не удалось перебороть упрямство сына, ею же и воспитанное в нем как в законном наследнике. Она сама воспитала в нем чувство самостоятельности, стремление к поступкам пусть и ошибочным, зато совершаемым всегда самостоятельно на правах государя».

Тяжкое подозрение тяготело над неблагодарным сыном. По слухам, распространившимся в народе, он был отравителем своей матери. Он пошел на это, чтобы избавиться от ее опеки. «Правда, поговаривают, что причиной смерти был не столько яд, сколько черная неблагодарность сына».