- Кто ищет сюда вход?- он заорал на нас сверху.
- Пленник и эскорт!- Ответил Венег.
- Входите на свой страх и риск, - предупредил нас надзиратель. - Но знайте, что все враги фараона и Египта навеки обречены, как только они окажутся в этих стенах! Затем тяжеловесно подняли решетку, и мы въехали внутрь. Мы были единственным транспортным средством, чтобы войти. Остальные трое из нашего эскорта остались за стенами, когда решетка с грохотом закрылась снова.
Внутренние стены первого двора были украшены рядами ниш, которые поднимались ярус за ярусом на такую высоту, что мне пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть крошечный квадрат голубого неба высоко вверху.
В каждой нише скалились человеческие черепа - сотни и сотни. Я уже не в первый раз проходил этим путем. Время от времени я навещал других несчастных, которые были заключены в этих стенах, чтобы предложить им ту небольшую помощь и утешение, которые были в моем даре. Однако мой дух никогда не переставал дрожать, а кожа покрывалась мурашками от присутствия смерти в таком ужасном изобилии; тем более теперь, когда угроза была столь личной и особенной для меня.
‘Это все, что я могу для тебя сделать, господин Таита, - тихо сказал Венег. - Пожалуйста, поймите, что я всего лишь выполняю приказ. В том, что я делаю, нет ничего личного, и я не получаю от этого никакого удовольствия.’
‘Я понимаю ваше затруднительное положение, капитан, - ответил я. - Я надеюсь, что наша следующая встреча будет более приятной для нас обоих.’
Венег помог мне спуститься с подножки колесницы, а затем взмахом кинжала разорвал путы на моих запястьях. Он быстро выполнил формальность, передав меня тюремным надзирателям и передав им мой свиток с обвинением. Я узнал иероглиф фараона Аттерика в нижней части этого документа. Потом Венег отсалютовал мне и отвернулся. Я видел, как он вскочил обратно в колесницу, схватил поводья и развернул свою упряжку лицом к воротам. Как только решетка была поднята достаточно высоко, он нырнул под нее и, не оглядываясь, выехал на дневной свет.
Меня встретили четыре тюремных надзирателя. Как только Венег покинул двор, один из них снял свой черный головной убор и с насмешливой ухмылкой посмотрел на меня. Это было чудовищно тучное существо с гирляндами жира, свисавшими со щек на грудь.
‘Ваше присутствие для нас большая честь, господин. Нечасто нам выпадает возможность принимать у себя столь прославленного человека, человека с самой высокой репутацией и самым баснословным богатством – после самого фараона, конечно. Я полон решимости не давать вам коротких мер. Сначала позвольте представиться. Меня зовут Дуг.- Он склонил свою большую лысую голову, покрытую непристойными татуировками в виде фигурок из палок, делающих друг другу отвратительные вещи, но продолжал говорить: - человек вашей эрудиции и учености сразу поймет, что Дуг хорош в обратном написании, и тогда он будет знать, чего ожидать от меня. Те, кто хорошо меня знает, часто называют меня Дуг ужасный. Дуга нервно подергивало, и он часто моргал правым глазом в конце каждой фразы, которую произносил. Я не смог устоять перед искушением и подмигнул ему в ответ.
Он перестал ухмыляться. ‘Я вижу, вам нравятся ваши шутки, милорд? В свое время я расскажу вам анекдоты, от которых вы умрете со смеху, - пообещал он. - Но мы должны отложить это удовольствие еще на некоторое время. Фараон арестовал вас за государственную измену, но еще не судил и не признал виновным. Однако это время придет, и я буду готов к нему, уверяю вас.’
Он начал кружить вокруг меня, но я повернулся на той же скорости, чтобы продолжать смотреть ему в лицо. - Держите его крепко!- он зарычал на своих приспешников, и они схватили меня за обе руки и вывернули их, чтобы поставить на колени.
‘У вас прекрасная одежда, милорд, - похвалил меня Дуг. - Я редко видел такие великолепные одежды.’ Это было правдой, потому что я ожидал обратиться к Фараону и его Государственному Совету, когда доставлял ему сокровища гиксосов. На мне был золотой шлем, который я давным-давно захватил у гиксосского военачальника на другом поле боя; это был шедевр из золота и серебра. На моих плечах висело золото доблести и золото похвалы, одинаково великолепные цепи, которые были вручены мне рукой самого фараона Тамоса за службу и жертву, которые я принес ему. Я знал, что, украшенный таким образом, являю собой удивительное зрелище.
‘Мы не должны допустить, чтобы такая прекрасная одежда испачкалась или испортилась. Вы должны снять их немедленно. Я возьму их на хранение, - объяснил Дуг. - Но я заверяю вас, что верну их вам, как только вы будете признаны невиновными в предъявленных вам обвинениях и освобождены из-под стражи. Я молча смотрел на него, не доставляя ему удовольствия выслушивать мои протесты и мольбы. ‘Мои люди помогут вам раздеться’ - закончил Дуг свою короткую речь, которую, я был уверен, он также обращал ко всем людям, которые теперь были лишь черепами в нишах стен надо мной.
Он кивнул своим приспешникам, и они сорвали шлем с моей головы и золотые цепи с моей шеи; затем они сорвали прекрасные одежды, которые покрывали мое тело, оставив меня голым, за исключением короткой набедренной повязки. Наконец они подняли меня на ноги и заставили подойти к дверям в задней стене двора.
Дуг неуклюже шел рядом со мной. ‘Все мы, кто работает здесь, в стенах тюрьмы, так взволнованы и счастливы восхождением фараона Аттерика Туро на трон.- Он подмигнул четыре или пять раз, чтобы выразить свое волнение, его голова качалась в такт морганию глаз. - Фараон изменил нашу жизнь и сделал нас одними из самых важных граждан в этом самом Египте. Во время правления фараона Тамоса мы почти никогда не брали кровь из одной недели в другую. Но теперь его старший сын держит нас занятыми с утра до вечера. Если мы не отрубаем головы, мы вырываем внутренности у мужчин и женщин; или выкручиваем им руки; или вешаем их за шею или за яички; или сдираем с них кожу раскаленным железом.- Он весело рассмеялся. - Мои братья и пятеро сыновей остались без работы всего год назад, но теперь они такие же палачи и мучители, как и я. Фараон Аттерик Туро приглашает нас почти каждые несколько недель в царский дворец в Луксоре. Ему нравится смотреть, как мы выполняем свои обязанности. Конечно, он никогда не навещает нас здесь. Он убежден, что на этих стенах лежит проклятие. Единственные люди, которые приходят сюда, делают это, чтобы умереть; и мы - избранные, которые помогают им сделать это. Но фараон особенно любит, когда я работаю с молодыми девушками, особенно если они беременны. Поэтому мы везем их во дворец, чтобы сделать это. Одна из моих маленьких слабостей заключается в том, чтобы подвесить их к эшафоту на бронзовых крючках через грудь, а затем я использую другие крючки, чтобы вырвать живой плод из их матки.- У Дуга потекли слюнки, как у голодного животного, услышавшего собственное описание. Я почувствовал, как мое горло поднимается от необходимости выслушивать такие непристойности.
‘Я позволю тебе смотреть, пока ты ждешь своей очереди. Обычно я беру плату, но ты отдал мне свой шлем и золотые цепи, за что я тебе так благодарен ... " он был одним из самых отвратительных людей, которых я когда-либо встречал. Черный капюшон и плащ, которые он носил, очевидно, предназначались для того, чтобы скрыть кровь его жертв, но так близко к нему я мог видеть, что некоторые пятна все еще были влажными, а те, что высохли, начали гнить на ткани, так что вонь гниения и смерти висела над ним, как влажные миазмы над болотом.
Его помощники тащили меня через эту человеческую бойню, где их коллеги занимались своими ужасными делами. Крики их жертв эхом отдавались от голых каменных стен и смешивались с треском хлыстов и веселым смехом этих профессиональных мучителей. Запах свежей крови и человеческих экскрементов был настолько невыносим, что я задыхался и задыхался.
Наконец мы спустились по узкой каменной лестнице и оказались в крошечной подземной камере без окон. Она была освещена единственной свечой, но в остальном была пуста. Мне было достаточно места, чтобы сесть на пол, если я буду держать колени под подбородком. Мои тюремщики втолкнули меня в нее.
- Твой суд фараона будет через три дня, начиная с сегодняшнего дня. Мы придем, чтобы забрать тебя для этого. Иначе мы тебя больше не побеспокоим’ - заверил меня Дуг.
akniga