И Иванко бросил.

С улицы донесся отчаянный крик. Маринця уже убежала на огород, а Иванко остался и влез на забор — посмотреть, что случилось.

На улице стоял хлопец в праздничной крестьянской одежде. Держался руками за голову и кричал. Между пальцами его текла кровь. Иванко знал его. Это был Василь Маринюк из  Н о в о г о  с е л а.

Он был на несколько лет старше его и по воскресеньям ходил в местечко за разными покупками.

На крик вышел Маринцин отец Проць, а потом Ганка. Парень кричал, показывая рукой на Иванка, жаловался на него.

А вокруг уже толпились люди, все из Нового села, они тоже шли в местечко. Среди них и мать Василя.

Она кричала на Иванка и грозилась подать в суд, потому как хлопцу никогда нет на улице проходу. Один раз угодили камнем в ногу, другой раз засыпали песком глаза, а теперь вот голову разбили до самой кости.

Красным платком перевязывала разбитую голову, а Василь не переставал плакать.

Ганка кричала:

— Иванко, это ты разбил мальчишке голову? Бездельник, висельник!

Схватила палку и набросилась на него. Но Иванко успел спрыгнуть с забора и убежать. Только крикнул:

— То Маринця!

Теперь Василь жаловался, что да, верно, всегда в него бросает камни Маринця. А Маринючка кричала на Проця, что подаст на него в суд.

— Ну подожди же, паскудная девчонка! — Проць словно опешил от стыда, что такое позволяет себе его дочь. — Будьте уверены, пани-матко, я ее проучу. Только так вот не распускайте языки, ведь это дети. Ваш тоже, видать, не совсем безвинный. — Проць сердито сплюнул в сторону и ушел в хату, потому что на крик собирались люди, а он не хотел стыда.

Но в хате вытащил из веника добрый прут и пошел искать дочь. Шел по огороду, как будто ничего и не случилось, заложил руки с прутом назад. В соседском саду увидел Ганку. Стояла с палкой под сливой и покрикивала:

— Слезай, говорю, а то начну сейчас трясти!

Но Иванко не обращал внимания, лез на самый верх тоненькой сливки.

— Не видели вы моей девчонки? — спросил Проць, переходя межу. Ганка показала головой на соседнюю сливку. Маринця сидела там.

— Ты думаешь, я не доберусь до тебя? Слезай, говорю!

— А не доберетесь! — и Маринця полезла выше.