Чьи так дико блещут очи?Дыбом черный волос встал?Он страшится мрака ночи;Зрю — сверкнул в руке кинжал!..Вот идет... стоит... трепещет...Быстро бросился назад;И, как злой преступник, мещетВдоль чертога робкий взгляд!Не убийца ль сокровенной,10 За Москву и за народ,Над стезею потаеннойСамозванца стережет?..Вот к окну оборотился;Вдруг луны сребристый лучНа чело к нему скатилсяИз-за мрачных, грозных туч.Что я зрю? То хищник властиЛжедимитрий там стоит;На лице пылают страсти;20 Трепеща, он говорит:«Там в чертогах кто-то бродит —Шорох — заскрыпела дверь!..И вот призрак чей-то входит...Это ты — Бориса дщерь!..О, молю! избавь от взгляда...Укоризною горя,Он вселяет муки адаВ грудь преступного царя!..Но исчезла у порога;30 Это кто ж мелькнул и стал,Притаясь в углу чертога?..Это Шуйский!.. Я пропал!..»Так страдал злодей коварнойВ час спокойствия в Кремле;Проступал бесперестанноПот холодный на челе.«Не укроюсь я от мщенья! —Он невнятно прошептал. —Для тирана нет спасенья:40 Друг ему — один кинжал!На престоле, иль на ложе.Иль в толпе на площади,Рано, поздно ли, но всё жеБыть ему в моей груди!Прекращу свой век постылый;Мне наскучило страдатьВо дворце, как средь могилы,И убийцу нажидать».Сталь нанес — она сверкнула —50 И преступный задрожал,Смерть тирана ужаснула:Выпал поднятый кинжал.«Не настало еще время, —Простонал он, — но придет,И несносной жизни бремяТяжкой ношею спадет».Но как будто вдруг очнувшись:«Что свершить решился я? —Он воскликнул, ужаснувшись. —60 Нет! не погублю себя.Завтра ж, завтра всё разрушу,Завтра хлынет кровь рекой —И встревоженную душуВновь порадует покой!Вместо праотцев законаЯ введу закон римлян[28];Грозной местью гряну с тронаВ подозрительных граждан.И твоя падет на плахе,70 Буйный Шуйский, голова!И, дымясь в крови и прахе,Затрепещешь ты, Москва!»Смолк. Преступные надеждыУдалили страх — и онЛег на пышный одр, и веждыОковал тревожный сон.Вдруг среди безмолвья грянулБой набата близ дворца,И тиран с одра воспрянул80 С смертной бледностью лица...Побежал и зрит у входа:Изо всех кремлевских вратВолны шумные народа,Ко дворцу стремясь, кипят.Вот приближились, напали;Храбрый Шуйский впереди —И сарматы побежалиС хладным ужасом в груди.«Всё погибло! нет спасенья,90 Смерть прибежище одно!» —Рек тиран... еще мгновенье —И бросается в окно!Пал на камни, и, при стукахСабель, копий и мечей,Жизнь окончил в страшных мукахНераскаянный злодей.1821 или 1822XV. Иван Сусанин
В исходе 1612 года юный Михаил Феодорович Романов, последняя отрасль Руриковой династии, скрывался в Костромской области. В то время Москву занимали поляки: сии пришельцы хотели утвердить на российском престоле царевича Владислава, сына короля их Сигизмунда III. Один отряд проникнул в костромские пределы и искал захватить Михаила. Вблизи от его убежища враги схватили Ивана Сусанина, жителя села Домнина, и требовали, чтобы он тайно провел их к жилищу будущего венценосца России. Как верный сын отечества, Сусанин захотел лучше погибнуть, нежели предательством спасти жизнь. Он повел поляков в противную сторону и известил Михаила об опасности: бывшие с ним успели увезти его. Раздраженные поляки убили Сусанина. По восшествии на престол Михаила Феодоровича (в 1613) потомству Сусанина дана была жалованная грамота на участок земли при селе Домнине; ее подтверждали и последующие государи.
«Куда ты ведешь нас?.. не видно ни зги! —Сусанину с сердцем вскричали враги: —Мы вязнем и тонем в сугробинах снега;Нам, знать, не добраться с тобой до ночлега.Ты сбился, брат, верно, нарочно с пути;Но тем Михаила тебе не спасти!Пусть мы заблудились, пусть вьюга бушует,Но смерти от ляхов ваш царь не минует!..Веди ж нас, — так будет тебе за труды;10 Иль бойся: не долго у нас до беды!Заставил всю ночь нас пробиться с метелью...Но что там чернеет в долине за елью?»«Деревня! — сарматам в ответ мужичок: —Вот гумна, заборы, а вот и мосток.За мною! в ворота! — избушечка этаВо всякое время для гостя нагрета.Войдите — не бойтесь!» — «Ну, то-то, москаль!..Какая же, братцы, чертовская даль!Такой я проклятой не видывал ночи,20 Слепились от снегу соколии очи...Жупан мой — хоть выжми, нет нитки сухой! —Вошед, проворчал так сармат молодой. —Вина нам, хозяин! мы смокли, иззябли!Скорей!.. не заставь нас приняться за сабли!»Вот скатерть простая на стол постлана;Поставлено пиво и кружка вина,И русская каша и щи пред гостями,И хлеб перед каждым большими ломтями.В окончины ветер, бушуя, стучит;30 Уныло и с треском лучина горит.Давно уж за полночь!.. Сном крепким объяты,Лежат беззаботно по лавкам сарматы.Все в дымной избушке вкушают покой;Один, настороже, Сусанин седойВполголоса молит в углу у иконыЦарю молодому святой обороны!..Вдруг кто-то к воротам подъехал верхом.Сусанин поднялся и в двери тайком...«Ты ль это, родимый?.. А я за тобою!40 Куда ты уходишь ненастной порою?За полночь... а ветер еще не затих;Наводишь тоску лишь на сердце родных!»«Приводит сам бог тебя к этому дому,Мой сын, поспешай же к царю молодому,Скажи Михаилу, чтоб скрылся скорей,Что гордые ляхи, по злобе своей,Его потаенно убить замышляютИ новой бедою Москве угрожают!Скажи, что Сусанин спасает царя,50 Любовью к отчизне и вере горя.Скажи, что спасенье в одном лишь побегеИ что уж убийцы со мной на ночлеге».— «Но что ты затеял? подумай, родной!Убьют тебя ляхи... Что будет со мной?И с юной сестрою и с матерью хилой?»— «Творец защитит вас святой своей силой.Не даст он погибнуть, родимые, вам:Покров и помощник он всем сиротам.Прощай же, о сын мой, нам дорого время;60 И помни: я гибну за русское племя!»Рыдая, на лошадь Сусанин младойВскочил и помчался свистящей стрелой.Луна между тем совершила полкруга;Свист ветра умолкнул, утихнула вьюга.На небе восточном зарделась заря,Проснулись сарматы — злодеи царя.«Сусанин! — вскричали, — что молишься богу?Теперь уж не время — пора нам в дорогу!»Оставив деревню шумящей толпой,70 В лес темный вступают окольной тропой.Сусанин ведет их... Вот утро настало,И солнце сквозь ветви в лесу засияло:То скроется быстро, то ярко блеснет,То тускло засветит, то вновь пропадет.Стоят не шелохнясь и дуб и береза,Лишь снег под ногами скрипит от мороза,Лишь временно ворон, вспорхнув, прошумит,И дятел дуплистую иву долбит.Друг за другом идут в молчанья сарматы;80 Всё дале и дале седой их вожатый.Уж солнце высоко сияет с небес —Всё глуше и диче становится лес!И вдруг пропадает тропинка пред ними:И сосны и ели, ветвями густымиСклонившись угрюмо до самой земли,Дебристую стену из сучьев сплели.Вотще настороже тревожное ухо:Всё в том захолустье и мертво и глухо...«Куда ты завел нас?» — лях старый вскричал.90 «Туда, куда нужно! — Сусанин сказал. —Убейте! замучьте! — моя здесь могила!Но знайте и рвитесь: я спас Михаила!Предателя, мнили, во мне вы нашли:Их нет и не будет на Русской земли!В ней каждый отчизну с младенчества любитИ душу изменой свою не погубит».«Злодей! — закричали враги, закипев, —Умрешь под мечами!» — «Не страшен ваш гнев!Кто русский по сердцу, тот бодро, и смело,100 И радостно гибнет за правое дело!Ни казни, ни смерти и я не боюсь:Не дрогнув, умру за царя и за Русь!»«Умри же! — сарматы герою вскричали,И сабли над старцем, свистя, засверкали! —Погибни, предатель! Конец твой настал!»И твердый Сусанин весь в язвах упал!Снег чистый чистейшая кровь обагрила:Она для России спасла Михаила!1822XVI. Богдан Хмельницкий
Зиновий (Богдан) Хмельницкий, сын Чигиринского сотника, воспитывался в Киеве и кончил учение у иезуитов, в польском городе Ярославце. В истории он становится известен с 1620 года. В сражении при Цецоре турки взяли его в плен и держали в неволе два года. По возвращении своем Хмельницкий служил в войске польском; потом несколько лет жил в селении Субботове, в покое. Чигиринский подстароста Чаплицкий, захватив селение, похитил у него подругу и высек плетьми малолетнего его сына. Хмельницкий поехал в Варшаву, жаловался, но не нашел управы. Тогда он поклялся отомстить всем полякам. В 1647 году в Малороссии вспыхнуло возмущение, — Хмельницкий принял в нем деятельное участие, поощрял недовольных и умножал толпы их. Дошло до явной войны. Хмельницкий выбран был гетманом. Он вошел в связи с крымцами, призвал их на помощь и с лишком четыре года противостоял полякам. Примечательны сражения: на Желтой Воде, под Корсуном и при Берестечке. В 1651 году прекратились раздоры. Поляки заключили с малороссиянами и запорожским войском мирный договор под Белою Церковию; но, несмотря на сие, не упускали случая оскорблять их. Сии притеснения заставили Хмельницкого просить российского государя о принятии его с войском в подданство (1654 г.). Он умер в Чигирине 15 августа 1657 года. За освобождение отчизны его прозвали Богданом, т. е. богом дарованным избавителем.
Средь мрачной и сырой темницы,Куда украдкой проникал,Скользя по сводам, луч денницыИ ужас места озарял, —В цепях, и грозный и угрюмый,Лежал Хмельницкий на земле;В нем мрачные кипели думыИ выражались на челе.Темницы мертвое молчанье10 Ни стон, ни вздох не нарушал;Надежду мести и страданьеГерой в груди своей питал.«Так, так, — он думал, — час настанет!Освобожденный от оков,Забытый узник бурей грянетНа притеснителей врагов!Отмстит холодное презреньеК священнейшим правам людей;Отмстит убийства и хищенье,20 Бесчестье жен и дочерей!Позорные разрушит цепиИ, рабства сокруша кумир,Вновь водворит в родные степиС святой свободой тихий мир.Покроет ржа врагов кольчуги,И прах их ветер разнесет,Застонут нежные супруги,И мать детей не обоймет.А ты, пришлец иноплеменный,30 Тиран родной страны моей,Мучитель мой ожесточенный,Чаплицкий! трепещи, злодей!За кровь пролитую, за слезыИ жен, и старцев, и сирот,За всё — и за сии железыТебя мое отмщенье ждет!..Но где о вольности мечтаю?Увы! в темнице дни влача,Свой век, быть может, окончаю40 От рук презренных палача!И долго, может быть, стенаяПод тяжким бременем оков,Хмельницкого страна роднаяПребудет жертвою врагов!»Чела страдальца вид суровыйМрачнее стал от думы сей,И на заржавые оковыУпали слезы из очей.Вдруг слышит: загремели створы,50 Со скрипом дверь отворена, —И входит, потупляя взоры,Младая, робкая жена.«Кто ты? — Хмельницкий изумленныйПредставшей незнакомке рек: —Оковы ль снять?.. о, час блаженный!О, если б этот час притек!Или, с жестокою душою,С презреньем хладным на очах.Ты не пришла ли надо мною60 Ругаться, зря меня в цепях?»— «О нет! — приветно произносит, —В душе любви питая жар,Жена Чаплицкого приноситТебе с рукой свободу в дар».«Жена Чаплицкого!» — «МученьеИ вместе мужество твоеВдохнули в душу мне почтеньеИ сердце тронули мое:Я полюбила — и пылала70 Из сих оков тебя извлечь;Я связь с тираном разорвала;Будь мой!» — «Я твой!» — «Прими свой меч!»«Мой меч! — Хмельницкий восклицает, —Жив бог!.. и ты погиб, злодей!Заря свободы засияетОт блеска мстительных мечей!»Сребрила дол царица нощи,В брега волною Днепр плескал,Опенив удила, у рощи80 Нетерпеливый конь стоял.Герой вскочил, веселья полный,Летит — и зрит поля отцов,И вкруг его, как моря волны,Рои толпятся Козаков.«Друзья! — он к храбрым восклицает, —За мной, чью грудь волнует месть,Кто рабству смерть предпочитает,Кому всего дороже честь!Сам бог поборник угнетенным!90 Вожди — решительность и я!Навстречу ко врагам презренным,На Воды Желтые, друзья!»И вот сошлися два народа,И с яростью вступили в бойС тиранством бодрая свобода,Кипя отвагою младой.Сармат, и храбрый и надменный,Вотще упорствовать хотел;Вотще, разбитый, побежденный,100 Бежал мечей и метких стрел.Преследуя, как ангел мщенья,Герой везде врагов сражал,И трупы их без погребеньяВолкам в добычу разметал!..И воцарилася свободаС тех пор в украинских степях,И стала с счастием народаЦвесть радость в селах и градах.И чтя послом небес желанным,110 В замену всех наград и хвал,Вождя-героя — Богом даннымНарода общий глас назвал.1821XVII. Артемон Матвеев
Артемон Сергеевич Матвеев родился в 1625 году. В правление царя Алексея Михайловича он отличился доблестями на поприще военном и политическом: сражался с поляками, шведами и татарами, заключил договор о сдаче Смоленска (1656 г.), убедил запорожцев к подданству России и уничтожил невыгодный для нее Андрусовский мир (1667). Начальствуя над посольским приказом, Матвеев умел вселить в других европейских дворах должное уважение к России. В его доме воспитывалась Наталия Кирилловна Нарышкина, вторая супруга царя Алексея Михайловича, от которой родился Петр Великий. Впоследствии государь возвел Матвеева в ближние бояре и оказывал ему особенную доверенность и даже дружбу. С кончиною царя Алексея Михайловича (в 1676 г.) кончилось блистательное поприще Матвеева: враги оклеветали его и удалили от двора. Матвеев получил назначение в Верхотурье воеводою; на дороге настиг его гонец и отвез в отдаленный Пустозерский острог. Целые семь лет Матвеев пробыл в заточении. Наконец ему велено было ехать в город Лух (Костромской губернии). В дороге Матвеев узнал о кончине царя Феодора Алексеевича и получил приглашение ко двору воцарившихся соправителей. В столице ожидало его новое бедствие: на четвертый день приезда (15 мая 1682) взбунтовались стрельцы, и Матвеев пал жертвою преданности к государям. Любя добродетель, он уважал просвещение и науки; сочинил Российскую историю; имел вкус к изящным искусствам: живописи, музыке и драматическим представлениям. При нем впервые стали известны у нас театральные зрелища.
Муж знаменитый, друг добра,Боярин Артемон МатвеевБыл сослан в ссылку от двора,По клеветам своих злодеев.Семь лет томился он в глуши)Семь лет позор и стыд изгнаньяСносил с величием души,Без слез, без скорби и роптанья,«Когда защитник нам закон10 И совесть сердца не тревожит,Тогда ни ссылка, — думал он, —Ни казнь позорить нас не может.Быв другом доброго царя,Народа русского любимец,Всегда в душе спокоен яИ в злополучии счастливец.Для блага сограждан моихУсилия мои не тщетны,Коль всюду слышу я за них20 Глас благодарности приветный.Все козни злых клеветниковПотомству время обнаружит,И ненависть моих враговК бесславию для них послужит.Пускай перед царем меняЧернит и клевета и злоба.Пред ними не унижусь я:Мне честь сопутницей до гроба.Щитом против коварства стрел,30 Среди моей позорной ссылки,Воспоминанье добрых делИ дух, к добру, как прежде, пылкий.Того не потемнится честь,Кому, почтив дела благие,Народ не пощадил принестьВ дар камни предков гробовые.Опалой царской не лишенЯ гордости той благородной,Которой только одарен40 Муж справедливый и свободной.Пустозерска дикий вид,Угрюмая его природа,Не в силах твердости лишитьБлаготворителя народа.Своей покорствуя судьбе,Быть твердым всюду я умею;Жалею я не о себе,Я боле о царе жалею.На страшной трона высоте50 Необходима прозорливость.О государь! вняв клевете,Ты оказал несправедливость.Меня ты в ссылку осудилЗа то ль, что я служил полвека?Но я давно тебя простил,О царь! простил как человека.Близ трона, притаясь, всегдаГнездятся лесть и вероломство.Сколь много для царей труда!60 Деяний их судьей — потомство.Увы! его склонить нельзяНи златом блещущим, ни страхом.Нелицемерный сей судьяТворит свой приговор над прахом».Так изгнанный мечтал в глуши,Неся позорной ссылки бремя, —И правоту его душиПред светом оправдало время:Друг истины и друг добра,70 Горя к отечеству любовью.Пал мертв за юного Петра,Запечатлев невинность кровью.1822XVIII. Петр Великий в Острогожске
Петр Великий, по взятии Азова (в августе 1696 года), прибыл в Острогожск. Тогда приехал в сей город и Мазепа, охранявший у Коломака, вместе с Шереметевым, пределы России от татар. Он поднес царю богатую турецкую саблю, оправленную золотом и осыпанную драгоценными каменьями, и на золотой цепи щит с такими ж украшениями. В то время Мазепа был еще невинен. Как бы то ни было, но уклончивый, хитрый гетман умел вкрасться в милость Петра. Монарх почтил его посещением, обласкал, изъявил особенное благоволение и с честию отпустил в Украину.
В пышном гетманском уборе,Кто сей муж, суров лицом,С ярким пламенем во взоре,Ниц упал перед Петром?С бунчуком и булавоюВкруг монарха сердюки,Судьи, сотники толпоюИ толпами козаки.«Виден промысла святого10 Над тобою дивный щит! —Покорителю АзоваСтарец бодрый говорит. —Оглася победой славнойМоря Черного брега,Ты смирил, монарх державный.Непокорного врага.Страшный в брани, мудрый в мире,Превзошел ты всех владык,Ты не блещущей порфирой,20 Ты душой своей велик.Чту я славою и честьюБыть врагом твоим врагамИ губительною местьюПролететь по их полкам.Уснежился черный волос,И булат дрожит в руке:Но зажжет еще мой голосПыл отваги в козаке.В пылком сердце жажда славы30 Не остыла в зиму дней:Празднество мне — бой кровавый;Мне музыка — стук мечей!»Кончил — и к стопам ПетровымЩит и саблю положил;Но, казалось, вождь суровыйЧто-то в сердце затаил...В пышном гетманском уборе,Кто сей муж, суров лицом,С ярким пламенем во взоре,40 Ниц упал перед Петром?Сей пришлец в стране пустыннойБыл Мазепа, вождь седой;Может быть, еще невинной,Может быть, еще герой.Где ж свидание с МазепойДивный свету царь имел?Где герою вождь свирепойКлясться в искренности смел?Там, где волны Острогощи50 В Сосну тихую влились;Где дубов сенистых рощиНад потоком разрослись;Петр Великий в ОстрогожскеГде с отвагой молодецкойРусский крымцев поражал;Где напрасно Брюховецкой[29]Добрых граждан возмущал;Где, плененный славы звуком.Поседевший в битвах дедЗавещал кипящим внукам60 Жажду воли и побед;Там, где с щедростью обычнойЗа ничтожный, легкий трудПлод оратаю сторичнойНивы тучные дают;Где в лугах необозримых,При журчании волны,Кобылиц неукротимыхГордо бродят табуны;Где, в стране благословенной,70 Потонул в глуши садовГородок уединеннойОстрогожских Козаков.1823XIX. Волынский
Волынский начал поприще службы при Петре Великом. Получив чин генерал-майора, он оставил военную службу и сделался дипломатом: ездил в Персию в качестве министра, был вторым послом на Немировском конгрессе и в 1737 году пожалован в статс-секретари. Манштейн[30] изображает его человеком обширного ума, но крайне искательным, гордым и сварливым. Неосторожность погубила Волынского. Однажды, приметя холодность императрицы Анны к герцогу Бирону, он решился подать ей меморию, в которой обвинял во многом герцога и некоторых сильных при дворе особ: ему хотелось отдалить их. Узнав о сем, жестокий Бирон излил месть на Волынского: его отдали под суд и приговорили к смертной казни (в 1739 году).
«Не тот отчизны верный сын,Не тот в стране самодержавьяЦарю полезный гражданин,Кто раб презренного тщеславья!Пусть будет муж совета онИ мученик позорной казни,Стоять за правду и закон,Как Долгорукий[31], без боязни.Пусть будет он, дыша войной,10 Врагам, в часы кровавой брани,Неотразимою грозой,Как покорители Казани.Пусть удивляет... Но когдаОн всё творит то из тщеславья —Беда несчастному, беда]Он сын не славы, а бесславья.Глас общий цену даст делам,Изобличатся вероломства —И на проклятие векам20 Предастся раб сей от потомства.Не тот отчизны верный сын,Не тот в стране самодержавьяЦарю полезный гражданин,Кто раб презренного тщеславья!Но тот, кто с гордыми в борьбе,Наград не ждет и их не просит,И, забывая о себе,Всё в жертву родине приносит.Против тиранов лютых тверд,30 Он будет и в цепях свободен,В час казни правотою гордИ вечно в чувствах благороден.Повсюду честный человек,Повсюду верный сын отчизны,Он проживет и кончит век,Как друг добра, без укоризны.Ковать ли станет на гражданПришлец иноплеменный цепи:Он на него — как хищный вран,40 Как вихрь губительный из степи!И хоть падет — но будет живВ сердцах и памяти народнойИ он и пламенный порывДуши прекрасной и свободной.Славна кончина за народ!Певцы, герою в воздаянье,Из века в век, из рода в родПередадут его деянье.Вражда к неправде закипит50 Неукротимая в потомках —И Русь священная узритНеправосудие в обломках».Так, сидя в крепости, в цепях,Волынский думал справедливо;Душою чист и прав в делах,Свой жребий нес он горделиво.Стран северных отважный сын,Презрев и казнью и Бироном,Дерзнул на пришлеца один60 Всю правду высказать пред троном.Открыл царице корень зла,Любимца гордого пороки,Его ужасные дела,Коварный ум и нрав жестокий.Свершил, исполнил долг святой,Открыл вину народных бедствийИ ждал с бестрепетной душойДеянью правому последствий.Не долго, вольности лишен,70 Герой влачил свои оковы;Однажды вдруг запоров звон —И входит страж к нему суровый.Проник — и, осенясь крестом,Сказал: «За истину святуюИ казнь мне будет торжеством!Я мнил спасти страну родную.Пусть жертвой клеветы умру!Что мне врагов коварных злоба?Я посвящал себя добру80 И верен правде был до гроба!»В его очах при мысли сейСверкнула с гордостью отвага;И бодро из тюрьмы своейШел друг общественного блага.Притек... увидел палача —И голову склонил без страха.Сверкнуло лезвие меча —И кровью освятилась плаха!Сыны отечества! в слезах90 Ко храму древнему Самсона!Там за оградой, при вратах,Почиет прах врага Бирона!Отец семейства! приведиК могиле мученика сына;Да закипит в его грудиСвятая ревность гражданина!Любовью к родине дыша,Да всё для ней он переноситИ, благородная душа,100 Пусть личность всякую отбросит.Пусть будет чести образцом,За страждущих — железной грудью,И вечно заклятым врагомПостыдному неправосудью.1821 или 1822XX. Наталия Долгорукова[32]
Княгиня Наталия Борисовна, дочь фельдмаршала Шереметева, знаменитого сподвижника Петра Великого. Нежная ее любовь к несчастному своему супругу и непоколебимая твердость в страданиях увековечили ее имя.
Настала осени пора;В долинах ветры бушевали,И волны мутного ДнепраПесчаный берег подрывали.На брег сей дикий и крутой,Невольно слезы проливая,Беседовать с своей тоскойПришла страдалица младая.«Свершится завтра жребий мой:10 Раздастся колокол церковной —И я навек с своей тоскойСокроюсь в келии безмолвной!О, лейтесь, лейтесь же из глазВы, слезы, в месте сем унылом!Сегодня я в последний разМогу мечтать о друге милом!В последний раз в немой глушиБрожу с воспоминаньем смутнымИ тяжкую печаль души20 Вверяю рощам бесприютным.Была гонима всюду яЖезлом судьбины самовластной;Увы! вся молодость мояПромчалась осенью ненастной!В борьбе с враждующей судьбойЯ отцветала в заточеньи;Мне друг прекрасный и младойБыл дан, как призрак, на мгновенье[33].Забыла я родной свой град,30 Богатство, почести и знатность,Чтоб с ним делить в Сибири хладИ испытать судьбы превратность.Всё с твердостью перенеслаИ, бедствуя в стране пустынной,Для Долгорукого спаслаЛюбовь души своей невинной.Он жертвой мести лютой пал,Кровь друга плаху оросила;Но я, бродя меж снежных скал,40 Ему в душе не изменила.Судьба отраду мне далаВ моем изгнании унылом:Я утешалась, я жилаМечтой всегдашнею о милом!В стране угрюмой и глухойОна являлась мне как радостьИ в душу, сжатую тоской,Невольно проливала сладость.Но завтра, завтра я должна50 Навек забыть о страсти нежной;Живая в гроб заключена.От жизни отрекусь мятежной.Забуду всё: людей и свет,И, холодна к любви и злобе,Суровый выполню обетМечтать до гроба лишь о гробе.О, лейтесь, лейтесь же из глазВы, слезы, в месте сем унылом:Сегодня я в последний раз60 Могу мечтать о друге милом.В последний раз в немой глушиБрожу с воспоминаньем смутнымИ тяжкую печаль душиВверяю рощам бесприютным».Тут, сняв кольцо с своей руки,Она кольцо поцеловалаИ, бросив в глубину реки,Лицо закрыла и взрыдала:«Сокройся в шумной глубине,70 Ты, перстень, перстень обручальный,И в монастырской жизни мнеНе оживляй любви печальной!»Река клубилась в берегах,Поблеклый лист валился с шумом;Порывный ветр шумел в поляхИ бушевал в лесу угрюмом.Полна унынья и тоски,Слезами перси орошая,Пошла обратно вдоль реки80 Дочь Шереметева младая.Обряд свершился роковой...Прости последнее веселье!Одна с угрюмою тоскойСтрадалица сокрылась в келье.Там дни свои в посте влача,Снедалась грустью безотраднойИ угасала, как свеча,Как пред иконой огнь лампадный.1823XXI. Державин
Н.И. Гнедичу[34]
Державин родился 1743 года в Казани. Он был восвнтав сперва в доме своих родителей, а после в Казанской гимназии, в 1760 записан был в инженерную школу, а в следующем году за успехи в математике и за описании болгарских развалив переведен в гвардию в чине поручика, отличился в корпусе, посланном для усмирения Пугачева. В 1777 году поступил в статскую службу, а в 1802 году пожалован был в министры юстиции. Скончался июля 6 дня 1816 года в поместье своем на берегу Волхова.
«К бессмертным памятникам Екатеринина века принадлежат песнопения Державина. Громкие победы на море и сухом пути, покорение двух царств, унижение гордости Оттоманской Порты, столь страшной для европейских государей, преобразования империи, законы, гражданская свобода, великолепные торжества просвещения, тонкий вкус, все это было сокровищем для гения Державина. Он был Гораций своей государыни... Державин великий живописец... Державин хвалит, укоряет и учит... Он возвышает дух нации каждую минуту дает чувствовать благородство своего духа...» — говорит г. Мерзляков [35].
С дерев валится желтый лист,Не слышно птиц в лесу угрюмом,В полях осенних ветров свист,И плещут волны в берег с шумом.Над Хутынским монастыремПриметно солнце догорало,И на главах златым лучом,Из туч прокравшись, трепетало.Какой-то думой омрачен,10 Младый певец бродил в ограде;Но вдруг остановился он,И заблистал огонь во взгляде:«Что вижу я?.. на сих брегах, —Он рек, — для севера священныйДержавина ль почиет прахВ обители уединенной?»И засияли, как росой,Слезами юноши ресницы,И он с удвоенной тоской20 Сел у подножия гробницы;И долго молча он сидел,И, мрачною тревожим думой,Певец задумчивый гляделНа грустный памятник угрюмо.Но вдруг, восторженный, вещал:«Что я напрасно здесь тоскую?Наш дивный бард не умирал:Он пел и славил Русь святую!Он выше всех на свете благ30 Общественное благо ставилИ в огненных своих стихахСвятую добродетель славил.Он долг певца постиг вполне,Он свить горел венок нетленной,И был в родной своей странеОрганом истины священной.Везде певец народных благ,Везде гонимых оборонаИ зла непримиримый враг,40 Он так твердил любимцам трона:«Вельможу должны составлятьУм здравый, сердце просвещенно!Собой пример он должен дать,Что звание его священно;Что он орудье власти есть,Всех царственных подпора зданий;Должны быть польза, слава, честьВся мысль его, цель слов, деяний»[36].О, так! нет выше ничего50 Предназначения поэта:Святая правда — долг его,Предмет — полезным быть для света.Служитель избранный творца,Не должен быть ничем он связан;Святой, высокий сан певцаОн делом оправдать обязан.Ему неведом низкий страх;На смерть с презрением взираетИ доблесть в молодых сердцах60 Стихом правдивым зажигает.Над ним кто будет властелин? —Он добродетель свято ценитИ ей нигде, как верный сын,И в думах тайных не изменит.Таков наш бард Державин был, —Всю жизнь он вел борьбу с пороком;Судьям ли правду говорил,Он так гремел с святым пророком:«Ваш долг на сильных не взирать,70 Без помощи, без обороныСирот и вдов не оставлятьИ свято сохранять законы.Ваш долг несчастным дать покров,Всегда спасать от бед невинных,Исторгнуть бедных из оков,От Сильных защищать бессильных»[37].Певцу ли ожидать стыдаВ суде грядущих поколений?Не осквернит он никогда80 Порочной мыслию творений.Повсюду правды верный жрец,Томяся жаждой чистой славы,Не станет портить он сердецИ развращать народа нравы.Поклонник пламенный добра,Ничем себя не опорочитИ освященного пера —В нечестьи буйном не омочит.Творцу ли гимн святой звучит90 Его восторженная лира —Словами он, как гром, гремит,И вторят гимн народы мира.О, как удел певца высок!Кто в мире с ним судьбою равен?Откажет ли и самый рокТебе в бессмертии, Державин?Ты прав, певец: ты будешь жить,Ты памятник воздвигнул вечный, —Его не могут сокрушить100 Ни гром, ни вихорь быстротечный»[38].Певец умолк — и тихо встал;В нем сердце билось, и в волненьи,Вздохнув, он, отходя, вещалВ каком-то дивном исступленьи:«О, пусть не буду в гимнах я,Как наш Державин, дивен, громок, —Лишь только б молвил про меняМой образованный потомок:«Парил он мыслию в веках,110 Седую вызывая древность,И воспалял в младых сердцахК общественному благу ревность!»»1822ДОПОЛНЕНИЯ
ДУМЫ, НЕ ВОШЕДШИЕ В ОТДЕЛЬНОЕ ИЗДАНИЕ
1. Владимир Святый
Ни гром побед, ни звуки славы,Ничто Владимира утешить не могло,Не разъясняли и забавыЕго угрюмое и мрачное чело...Братоубийством отягченный,На светлых пиршествах сидел он одинокИ, тайной мыслию смущенный,Дичился радостей, как узнанный порок.Напрасно пение Бояна10 И рокот струн живых [39] ласкали княжий слух, —Души не исцелялась рана,И всё тревожился и тосковал в нем дух!Однажды он с привычной думой,На длань склонен главой, уединясь, сиделИ с дикостью души угрюмой[На вновь] воздвигнутый Перунов лик глядел.Вокруг зеленого курганаТолпами шумными на теремном двореНарод кипел у истукана,20 Сиявшего, как луч, и в злате и в сребре!..«Перун! твой лик я здесь поставил, —Вещал страдалец князь. — Мироправитель бог!Тебя я всех признать заставилИ дуб, священный дуб перед тобой возжег![40]Почто ж не укротишь волненьяОбуреваемой раскаяньем души!Увы! ужасные мученьяМеня преследуют и в шуме и в тиши.Молю у твоего кумира:30 Предел страданиям душевным положи, —Пересели меня из мираИли по-прежнему с веселием сдружи!»Вдруг видит старца пред собою!Почтенный, важный вид: спокойствие в чертах,Брада до чресл седой волною,Кудрями волосы седые на плечах.На посох странничий склоненный,В десной распятие златое он держал;И в князя взор его вперенный40 На душу грешника смятенье проливал...«Кто ты?» — Владимир с изумленьемИ гласом трепетным пришельца вопросил.«Посол творца! — он рек с смиреньем, —Ты бога вышнего делами прогневил...Ни в Чернобоге, ни в Перуне,Ни в славе, ни в пирах Владимиров покой;Его ты, грешник, жаждешь втуне:Как за добычей вран, так совесть за тобой!..Но что, о князь, сии терзанья!50 Тебя, отверженец, ужаснейшие ждут!Наступит час — ценить деянья!Воскреснут мертвые! Настанет Страшный суд!И суд сей будет непреложен, —Твое могущество тебя не защитит!Там раб и царь равно ничтожен —Всевышний судия на лица не глядит.Пред ним угаснет блеск короны!И князю-грешнику один и тот же ад,Где вечный скрежет, плач и стоны60 С рабами низкими властителя сравнят!»Так говорил пришлец священный,И пылкий, яркий огнь в глазах его блистал,И князь, трепещущий, смятенный,Лия потоки слез, словам его внимал!..«О, чем же я избегну ада?..Наставь, наставь меня!.. — Владимир старцу рек:Из твоего читаю взгляда,Что ты, таинственный, спасти меня притек!..»«Крести себя, крести народы! —70 В ответ вещал святой, — и ты себя спасешь!И славу дел из рода в родыС благословением потомства перельешь!Тогда не ад, блаженство раяИ вечность дивная тебя, Владимир, ждут,Где сонмы ангелов, порхая,Пред троном вышнего твой подвиг воспоют!»«Крести ж, крести меня, о дивный!» —В восторге пламенном воскликнул мудрый князь...Наутро звук трубы призывный —80 И рать Владимира к Херсону понеслась...На новый подвиг, с новым жаромЛетят дружинами с вождем богатыри,Зарделись небеса пожаром,Трепещет Греция и гордые цари!..Так в князе огнь души надменной,Остаток мрачного язычества горел:С рукой царевны несравненнойОн веру самую завоевать летел...1822 или 1823
akniga