Он улыбнулся и сунул мне свой мех с водой.

– Попей. После боя многих так трясет. Когда сражаешься, все мышцы напряжены, как туго скрученная веревка, а когда бой окончен, они расслабляются и, так сказать, раскручиваются. Через несколько минут все снова будет в полном порядке.

Он оказался прав. Прошло несколько минут, дрожь прекратилась, и мышцы снова стали меня слушаться. Тем временем разоруженных римлян группами отводили в наш лагерь, а сюда начали прибывать оруженосцы и слуги. Подъехали также фургоны с водой, и их возницы уже наполняли ведра и раздавали истомленным всадникам и их коням, в то время как оруженосцы освобождали всех от доспехов.

Мой оруженосец, Гафарн, подъехал на лошади. Одетый в простую льняную тунику и мешковатые штаны, он помог мне разобраться с доспехами, после чего занялся Сурой, которую нашли и привели обратно. Спокойная кобыла терпеливо ждала, пока с нее снимут защитное снаряжение. После чего Гафарн накинул на лошадь шелковую попону, поскольку она сильно вспотела, а солнце уже начинало садиться, и его цвет изменился с золотого на красноватый. Невыносимая дневная жара начинала спадать.

– Твой плащ в седельной сумке, принц, – сообщил оруженосец. И ткнул пальцем в орла, которого я все еще держал в руке. – А это что такое?

– Это римский орел, Гафарн.

– Смотрится здорово. Наверное, стоит очень дорого. На рынке за него можно получить неплохие деньги.

Я был поражен.

– Такое не продается. Это же огромное сокровище!

– Если это огромное сокровище, тогда глупо его не продать.

– А ты всего лишь слуга и слишком много болтаешь! Как она?

Гафарн нежно погладил Суру по голове.

– Она очень красивая, принц, вот она какая. И она в полном порядке. В следующий раз постарайся остаться в седле, – он поднес ведро с водой к морде Суры и дал ей напиться.

Я подошел к лошади и погладил ее по шее.

– Да, она красавица. И другой такой нет ни у кого.

К войску уже прибыли ветеринары и занялись конями, получившими в бою ранения. Некоторых, раненных слишком тяжело, чтобы надеяться их вылечить, из милосердия предавали смерти, отправляли туда, где паслись бессмертные дикие стада лошадей, принадлежащие Шамашу[4], богу Солнца, кому мы поклонялись и кому принадлежала наша победа. Впереди я заметил большую группу римских легионеров – их посадили на землю перед нашими фургонами. Многие смотрели на орла, которого я по-прежнему держал за шест в руке. Я направился к Вате.

– Подержи его, – сказал я, отдавая ему орла.

– А ты куда собрался?

Я указал на римлян:

– Хочу поговорить с ними.