Я, запыхавшись, оперлась ладонью о теплый ствол и подняла взгляд.

— Не глупи! Слезай, и давай поговорим.

Хлоя мотнула головой, будто хотела боднуть меня. Она уже преодолела половину пути и явно собиралась добраться до самой верхушки. Понятия не имею, зачем ей это было нужно. Возможно, она просто хотела оказаться подальше от меня.

Это предположение отозвалось острой болью в груди.

— Ты предала меня! — С дерева раздались детские, безуспешно подавляемые всхлипы. — Я думала, ты мне друг!

Я вздохнула. Вот так неожиданно и куда менее естественно мы перешли на «ты» и с Хлоей.

— Я твой друг, — подтвердила я, с опаской всматриваясь в зеленые ветви, среди которых мелькало ее желтое платье. — Я желаю тебе только добра.

— Ты хочешь выйти за отца! Занять место мамы!

Раздался хруст ветки, и я забеспокоилась. Высота довольно приличная. Что если Хлоя полетит вниз и сломает себе руку или ногу? Черт, почему я самонадеянно заявила Кеннету, что разберусь? В конце концов, он знал свою дочь лучше меня.

И все же, где-то глубоко внутри сидела уверенность, что нам с Хлоей посредник не нужен. Было очень важно, чтобы мы разобрались с этим сами.

Я набрала в грудь побольше воздуха, но не успела начать прочувственную речь. С протяжным испуганным криком Хлоя сорвалась с ветки, на которую уже поставила ногу, обутую в неудобную, наверняка скользкую туфельку, и полетела вниз. За эти пару мгновений в моей голове пронеслись все возможные варианты: от позвать на помощь до подставить руки. Я понимала, что поймать Хлою не смогу, а никто другой не успеет этого сделать. Перед моим мысленным взором встало кривящее от боли лицо девочки и, прежде чем понять, что делаю, я вскинула руку.

В одной из книг я прочитала, что у некоторых ведьм сила сводится не только к дару исцеления. Но я даже не надеялась, что отношусь к числу этих счастливчиков. Пока… с моих пальцев не сорвалось золотистое сияние. Оно как защитный кокон обволокло Хлою. Девочка, расставив руки и ноги, замерла в паре сантиментов над зеленой травой и, часто-часто моргая, изумленно уставилась на меня. Ее рыжие волосы растрепались и торчали во все стороны, а тонкие губы чуть подрагивали. Но она не плакала, разве что глаза оставались все еще красными и мокрыми.

Я, держа ладонь раскрытой, медленно подошла ближе и коснулась золотистого кокона.

— Я никогда не займу место твоей мамы, — негромко пообещала я. — У меня самой погибли родители, и я знаю, как важно сохранить память о родном человеке.

Хлоя смотрела на меня с недоверием.

— Я не буду называть тебя мамой.

— Я бы не стала о таком просить.

Из ее взгляда ушли обида и отчаяние, уступив место ослиному упрямству.

— И не позволю убрать картины с мамой со стен дома!

Я кивнула и задумчиво склонила голову набок.