Тем не менее я моргаю, обозначив своё согласие. Только тогда Эмир убирает от моего лица свою ладонь.

Он выставляет перед собой руки, делает осторожный шаг назад, уверяя тем самым, что не представляет никакой угрозы. 

У меня появляется возможность сбежать от него, но он с упёртой силой возвращается меня на место, придавив собой к стене. Кладёт ладони на стены по обе стороны от моей головы, а я отворачиваюсь от него. Не желаю смотреть в его глаза и видеть в их отражении прежнюю себя. Ту, что ползала перед ним на коленях и отчаянно вымаливала прощение, сравнивая с землёй свою гордость.

— Диана, я не отпущу тебя никуда, пока не получу все ответы! — под его натиском ноги мои подкашиваются, тело норовит скатиться вниз по стене.

— Не получишь ты от меня ничего. Ты недостоин ни секунды моего внимания! — цежу сквозь зубы, поддавшись ненависти, всколыхнувшейся в груди с новой силой.

Он двумя пальцами берёт меня за подбородок и заставляет посмотреть на него.

— Где твои вещи? Он выбросил их?

— Что? Какие ещё вещи?

Глубокий вдох — протяжный выдох, словно у него возникли трудности с контролем собственного гнева.

— Всё должно было быть не так, — вполголоса произносит он, скорее, себе, чем мне. — Не так, чёрт возьми.

— А как? Наверное, я должна была сдохнуть, чтобы не доставлять тебе хлопот?

По привычке Эмир не отвечает на мои вопросы, упрямо следуя своим прихотям:

— Ты знаешь причину, по которой Рифат сохранил ребёнка? Он тебе что-либо говорил об этом вообще?

— Может быть, потому что у Рифата есть крупица человечности? Ты не думал об этом? Не все такие ничтожества, как ты, Эмир!

Уйдя в раздумья, Эмир качает головой.

— Как бы я хотел, чтобы твои слова были правдой, но нет. Дело не в человечности, — потирает он свою щетинистую челюсть. — Тут что-то другое. Рифат запасается козырями.

Он намеренно переворачивает всё с ног на голову. Это тактика, я убеждена. Таким образом Эмир желает настроить меня против Рифата. Только вот я одного понять не могу — что вдруг изменилось? Совесть взыграла? Не уверена, что у такого человека она имеется.

— Я не желаю выслушивать этот бред.

Пропустив все слова, он подхватывает мою левую руку, шершавыми пальцами скользит вверх по коже, пока не обнаруживает кровоподтеки, о которых я совсем забыла. Синяки на внутренней стороне плеча, представляющие собой три небольших лиловых кляксы в форме пальцев, уже практически сошли, но от Эмира ничего не скроешь. При виде них его глаза наливаются кровью. Он плотно стискивает свою челюсть и нахмуривает брови, как будто ему не всё равно.

— Это что такое? — орёт он как взбесившийся. — Это он тебе сделал? Скажи, он бьёт тебя? Диана, ответь, он делает тебе больно?