Глава 4
– Машенька! – Неожиданно навстречу выскакивает тётя Римма, зажимая меня в объятиях и раскачивая из стороны в сторону. – Ефрем Ильич заждался.
Наконец, отпускает меня, позволяя раздеться и стянуть сапоги. Обоняние улавливает запахи, знакомые и родные, а память подкидывает пронзительные моменты, связанные с этим домом. Дом – это ведь не место, а чувство: переступаешь порог и становится легче на душе. Осторожно вхожу в спальню дедушки, где на диване лежит родной мне человек: сильно исхудавший, с заметными синяками под глазами и грустным взглядом, которым он меня одаривает. Растягивает губы в улыбке, и на душе становится тепло и светло.
– Деда, привет.
Обнимаю, прикладывая голову к его груди. Как в детстве. Когда было обидно, больно, грустно или же просто тоскливо, я всегда укладывала голову на колени дедушке, а он, поглаживая меня по волосам, нашёптывал слова утешения, так необходимые в тот момент.
– Приехала, Маня, – с облегчением выдыхает, а затем поднимается и садится на диване. Движение даётся с трудом, словно тяжёлая нагрузка. – А я вот не поверил Римме, когда она сказала, что ты обещала вернуться. А оно вон как…
– Как себя чувствуешь? Что врач сказал? Какие лекарства прописали?
Дед открывает рот, чтобы ответить на мои вопросы, но за спиной вырастает соседка, которая вклинивается в наш разговор:
– Хорошо чувствует, Машенька. Я вот ему бульон готовила позавчера, а вчера котлетки на пару и рыбку варёную, а ещё зразы, как Ефрем Ильич любит.
– Дедушка…
– А врач сказал, что покой нужен, отдых, положительные эмоции. Хорошего и побольше.
– А я…
– Вот рецепт, – вручает листок, на котором ровным почерком выведены слова. Написано Маргаритой Евгеньевной. Ошибиться невозможно. Каждый год я получала от неё рецепт, когда меня душила ангина. – Всё купили, Машенька. Следуем предписаниям, хотя некоторые, – с укоризной смотрит на деда, – отказываются от принятия лекарств.
– Дедушка…
– А почему отказывается, знаешь? – Отрицательно мотаю головой. – Потому что, пока лечение не окончено, он на свой маяк не может поехать. Бредит им. Даже во сне.
– Дедуль, лечиться нужно и…
– Вот и я говорю: лечись Ефрем Ильич. А он что? Как мой маяк без меня. Отлично! Иван там всё сделает.
Тётя Римма вьётся надо мной подобно коршуну, не позволяя вставить и слова и отвечая на каждый вопрос за деда. Сейчас вспоминаю, почему в какой-то момент соседка начала меня раздражать.
– Ивана сменить нужно, он там уже несколько дней. Не рассчитывал человек, запасов не взял, провизии, в конце концов. Не годится так, понимаешь? – Дед повышает голос, доказывая свою правоту и единственный способ вернуть его в спокойное состояние – выпроводить соседку, позволив остаться наедине.
– Не переломится, – фыркает женщина. – Молодой, сильный, выносливый, а консервы как еду никто не отменял. Да и не поверю, что он с собой бутылочку для согрева не взял. А к бутылочке закуску.