Толстяк кивнул, за его спиной стояли жена и две невольницы, одна из которых держала деревянный тазик с парящей водой.

— У виноградника, госпожа Юлиса. Гевия с рабами навязали венков. Осталось только приготовить тело.

— Найдётся тёмная накидка, господин Бест? — продолжила расспросы Ника, направляясь к выходу из комнаты.

— Есть, госпожа Юлиса, — ответил управитель.

— В моей спальне убрались?

— Сразу, как только его высочество изволил уехать.

— Тогда пришлите ко мне Гевию, — распорядилась девушка. — Надо привести себя в порядок.

Поскольку сегодняшней ночью в имении регистора Трениума изволил остановиться младший сын самого императора с двумя приятелями, то им отвели лучшие покои в хозяйском доме, а Ника провела ночь у постели умирающей служанки в жилище управителя.

Оставив её тело заботам госпожи Зеты Бест и рабынь, девушка направилась в свою комнату, чтобы умыться, переодеться и хотя бы немного причесаться. Нельзя же идти на похороны в таком жалком виде. Она всё-таки аристократка, а значит, должна выглядеть соответственно.

Примерно на полпути к хозяйской вилле её догнала девочка, лет десяти, в тёмно-коричневом хитоне и с венком из виноградных листьев на голове. Ещё один (побольше) она бережно прижимала к груди.

— Это вам, госпожа Юлиса.

— Спасибо, Гевия, — поблагодарила та дочку управителя. — Но я его надену попозже.

В сверкавшей мокрыми полами спальне Ника тяжело опустилась на табурет, и оглядевшись, послала малолетнюю служанку за водой. Пока та отсутствовала, девушка отыскала в сундуке новое платье, с облегчением убедившись в том, что припрятанное на дне золото никуда не делось. Она не думала, что Вилит позарится на эти крохи, но кто-то из его спутников вполне мог пополнить свой кошелёк чужими империалами. К счастью, самые плохие предположения не подтвердились. Всё же приятели принца не опустились до того, чтобы лазить по чужим вещам.

Гевия принесла медный тазик, кувшин и полотенце. Ника с наслаждением сбросила пропахшую потом одежду, и оставшись в одном нижнем белье, подставила шею под струю холодной воды.

Когда служанка старательно, хотя и неумело, укладывала ей волосы, в дверь тихонько постучали.

— Госпожа Юлиса?

— Заходите, господин Бест, — пригласила управителя девушка.

Одетый в изрядно потёртую чёрную тунику, толстяк держал в руках длинную тёмно-серую накидку с узором из выцветших жёлтых ниток по краям. Набросив её, Ника осторожно надела на голову венок из виноградных листьев и вышла из комнаты.

Со стороны ворот поместья доносился натужный плач. Там уже собралась небольшая толпа, состоящая из надсмотрщиков и наиболее доверенных рабов регистора Трениума, собравшихся по приказу управителя, чтобы похоронить отпущенницу племянницы хозяина.

Заметив облачённую в траурные одежды девушку, люди расступились, открыв ей стоящий прямо на земле длинный, низенький ящик, как-то мало напоминавший гроб в понимании попаданки. Скорее какой-то поддон, грубо собранный в шип из старых, кое-как подогнанных досок, с низенькими бортами и двумя привязанными по сторонам жердями.