Гарнизон замка сдался на милость победителя. Милан был освобожден. Но Мавр этим не удовлетворился. Он жаждал большего. Он желал покарать Венецию за ту зловещую роль, какую она сыграла во втором французском нашествии. Против нее он направил армию под командованием Франческо Бернардино Висконти. Венеция была крайне раздражена и ответила на вызов захватом Лоди и Пьяченцы.

«Синьор, мне известно, что ты в ссоре с Тривульцио, нашим заклятым врагом. Теперь нет причин, в силу которых Милан должен был бы бороться с великим королем Франции. Помоги мне установить мир с этим великим государем, и я стану считать тебя лучшим среди моих друзей», — обратился Лудовико в письме к Линьи, желая привлечь его на свою сторону. Но судьба не пожелала считаться с его планами. Линьи немедленно ответил на письмо Мавра, указав условия, необходимые для заключения соглашения с французским королем. Но его гонец был перехвачен людьми Тривульцио. Не получив долгожданного ответа, Мавр решил, что его враги не намерены давать ему передышку, и отдал приказ возобновить вооруженные действия.

Лудовико был уже в непосредственной близости от неприятельского лагеря. Враг со своей армией засел в Новаре, окруженной толстыми крепостными стенами. Граф Латремуй, прославленный французский полководец, переправился через По и соединился с отрядами Тривульцио в окрестностях Мортары. Было вербное воскресенье апреля 1500 года. Самое начало страстной недели.

В понедельник французская армия на марше пересекла равнину в непосредственной близости от Новары. Лудовико расположил артиллерию в аббатстве близ Трекате. Он приказал своей кавалерии атаковать французов, а сам отвел пехотинцев ближе к стенам города. Первыми в соприкосновение вошли французы и бургундские наемники, служившие у Лудовико. Пехотинцы Латремуя и Тривульцио оказали ожесточенное сопротивление, так что кавалерия была вынуждена ретироваться к стенам города. В этот момент Галеаццо Сансеверино открыл артиллерийский огонь. Во французских порядках возникли зияющие бреши. Битва продолжалась до захода солнца. Вечером Лудовико возвратился в Новару, пребывая в убеждении, что выиграл решающее сражение.

Боевые трубы разбудили еще скованную предутренним сном равнину. Наступило утро второго дня страстной недели. Неожиданно для себя миланские войска увидели готовые к сражению войска французов, занимавшие в основном ту же диспозицию, что и накануне. Битва была не менее жестокой и продолжалась столь же долго. Однако, возвратившись под вечер в Новару, Лудовико не мог отделаться от тревожного чувства, что он уже дважды упустил из рук окончательную и бесповоротную победу над французами.

Наступила вербная среда. Разглядывая на некотором отдалении разноцветные французские мундиры, Мавр объезжал свои войска на прекрасном боевом коне. Вдруг мудрый конь остановился как вкопанный. Впереди показалась небольшая группа монахов, несших на носилках погибшего солдата. Их путь лежал к ближнему кладбищу. В строе солдат Лудовико послышался глухой ропот. Герцог решил подбодрить свое войско:

— Не сомневайтесь, победа будет за нами!

Мавр любовался своими швейцарцами. В течение двух дней они храбро сражались. Он был уверен, что и на этот раз они сумеют показать свою доблесть. Но ошибся: трудности и усталость, накопившиеся за два дня, недоедание и жажда, большие потери подорвали уверенность в победе бравых швейцарцев. Они уже не подчинялись настойчивым приказам синьора, отступали при первых же залпах неприятельской артиллерии, спешили укрыться за безопасными стенами Новары.

Мавр растерялся. Он чувствовал, как в воздухе разливается ядовитый душок предательства. Швейцарские капитаны неожиданно, без вызова, прибыли к нему; держали они себя с достоинством, высокомерно.

— Мы приняли решение начать переговоры о сдаче.

Латремуй и Тривульцио испытали некоторое замешательство, когда на противоположной стороне огромного дубового стола перед ними уселись плотные, крепко сбитые швейцарские военачальники. Крупные загорелые лица, светлые волосы, в беспорядке прикрывавшие лоб, — все в них внушало уважение.

— Мы готовы беспрепятственно пропустить вас на родину. Однако вам надлежит выдать всех итальянцев, носящих оружие, которые укрылись в городе.

Соглашение вскоре было подписано при том условии, что наемники покинут город не раньше, чем будут сданы победителю все итальянские граждане.

— Вы не смеете отдавать меня в руки моему злейшему врагу! — в отчаянии протестовал Лудовико. — Вы получите Комо в полное свое распоряжение, только спасите меня! Король Франции меня непременно убьет!

Есть только один способ спасти твою жизнь, — подсказал выход Сопрасассо, швейцарский капитан. — Мы дадим тебе мундир швейцарского солдата, ты последуешь за нами.

Наступила пятница — великая пятница страстной недели. Нескончаемо длинной чередой покидали замок Новары швейцарцы, ландскнехты, бургундцы. Как заключенные, шли они друг другу в затылок по ярко освещенной солнцем равнине, волоча свое оружие по земле. Во внутреннем дворе замка, перед тем как были распахнуты ворота, Латремуй еще раз обошел строй итальянских военнопленных: усталые, искаженные голодом и недосыпанием лица простых солдат. Он не обнаружил того, кого безуспешно искал. В толпе так и не мелькнуло гордое и независимое лицо Лудовико Мавра.

— Требую предоставить мне возможность осмотреть каждого из ваших солдат, прежде чем вы продолжите отступление, — заявил француз, обратившись к швейцарским кондотьерам. — Постройте их в колонну по двое, — приказал он.

Швейцарцы тревожно переглянулись. Перемирие повисло на волоске. Достаточно одного взгляда, чтобы все тотчас раскрылось…

Лудовико шел в колонне. Она медленно приближалась к французскому патрулю. Герцогу было неловко в шинели простого швейцарского солдата. Неудобная каска все время сползала на глаза. Французы, конечно же, его тотчас узнают. Вдруг от группы швейцарских капитанов отделилась какая-то неуклюжая фигура… Сопрасассо! Помедлил, вглядываясь в лица французов, сквозь зубы процедил всего два слова:

— Вот он!