– Вот опять! – изобличающе ткнул в мою сторону пальцем Варламий, – "на автомате", – повторил он вслед за мной, на что я лишь пожал плечами.

Чуть подумав, насупившись, он грозно спросил:

– Помнишь ли ты, отрок, наш символ веры – молитву "Отче наш"?

Это как раз была единственная молитва, которую я знал ещё по прежней жизни, причём в староцерковном исполнении. И здесь мне её один раз слышать уже довелось, благодаря чему я сделал необходимые поправки в тот вариант, который был мне ранее известен. Поэтому прочёл молитву смело, с выражением.

Выслушав меня, Варламий, с неудовольствием сморщил лоб.

– Говор у тебя какой–то странный стал, такой бывает у чужеземцев, для коих славянский язык не родной. Не понятно, откуда ты только таких слов поднабрался, вроде схожих с ляшскими (польскими), но я не уверен ... Изяслав Мстиславич кивает на мою сторону, но я тебя такому не обучал, ибо сам западнославянские языки не шибко разумею. Да и слова греческие и латинские ты раньше сплошь и рядом не употреблял. Действительно у тебя что–то в голове перемешалось!

А Варламий не прост! Всё за мной подмечает, но вроде, по этому поводу, воду не мутит. Детектив грёбанный! С этим фруктом ухо надо держать в остро. Я на этот спич ничего не ответил, лишь похлопал ресницами, да пожал плечами. Ты жираф, тебе и видней, а я беспамятный и точка!

Варламий в бутылку тоже лезть не стал, но чувствую, окажись я простым смертным, а не сыном князя, просто так от его подозрительности в свой адрес, я не отделался бы.

Через пару минут, как ни в чём не бывало, он уже выкладывал перед моим носом пергаментные листы с малопонятными письменами.

– Чти! – повелел он мне.

– Пэ–мэ ... эээ, – заблеял я, не в силах разобрать эту абракадабру, написанную смутно знакомыми буквами, да вдобавок без пробелов между слов.

Варламий услышав это, лишь махнув рукой, опять зарывшись в свои сундуки. Оттуда, на свет Божий, он извлёк пару книг. Одна из них была на греческом языке – это было понятно по своеобразному написанию букв. Понятное дело, прочитать я ничего не смог. Следом мне была предъявлена ещё одна книженция на латинском. В ней буквы были прописаны раздельно, с пробелами между словами. Я с лёгкостью прочитал про себя пару строк, но в слух, дабы не вызвать лишние подозрения, не произнёс ни слова, лишь бессильно развёл руками.

– Ох, грехи наши тяжкие! – искренне огорчился Варламий. – Сызнова всё придётся учить!

Опять нырнув в свои сундуки, он выудил оттуда лист, на котором были написаны все буквы старославянского алфавита.

– Сия буквица, есмь Аз, повтори – А–а–а–з!

– Аз, – буркнул я, чувствуя себя полным придурком, но, тем не менее, стараясь запомнить чудное, с завитушками написание этой буквы.

Здесь стоит сказать вот о чём. Память моей прежней ипостаси в лице Комова Михаила была для меня нынешнего абсолютно полностью доступна. Поднатужившись, я мог припомнить в малейших деталях даже школьные уроки начальной школы, ну и всю его/свою взрослую жизнь соответственно тоже. А вот новые знания, получаемые в теле княжича, частью запоминались, частью забывались – всё как у обычного человека. Поэтому приходилось прилагать усилия, чтобы запомнить и усвоить новую информацию.

А Варламий меж тем продолжал поучать.

– Изречено в заповедях Господних, данных Моисею – "Аз есмь Господь Бог твой". Повтори!

Я покорно повторил.