Дождь не прекращался, а идти все-таки нужно было. Изнуренные и отчаявшиеся, они медленно побрели по темным улицам, шагая по лужам, прислушиваясь к хлюпанью своих больших тяжелых чеботов. Джустино ковылял впереди, испытывая острую жалость к сестричке; Розальба плелась за ним, страдая от того, что недостаточно сильна и не может тащить шарманку.

Слишком уж немилостив был к ним бог в этот день.

Спать они легли на пол, скорчившись на рогожке, около холодной печи. Не снимая мокрой одежды, полумертвые от усталости, голода и холода, они прижались друг к другу под пыльной циновкой и стали лихорадочно дуть на руки, чтобы отогреть хотя бы пальцы. Шум дождя на улице все усиливался. Ветер сотрясал двери и окна, а в темноте, то нарастая, то спадая, раздавалось мерное похрапывание бабки, спавшей на узенькой, дощатой койке. Дети долго не могли уснуть. В ушах у них все еще раздавался визг шарманки, в котором слышались голоса, жалующиеся на голод, оплакивающие чью-то смерть. Изредка один из них вздрагивал, забывая о собственной боли и думая о страданиях другого. До чего измучены были несчастные детишки; казалось, они преждевременно состарились.

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

На другой день, проснувшись, они почувствовали, что их лица залиты теплым светом. Солнце бросило горсть лучей на их изголовье. Они вскочили и, веселые, посвежевшие, окрыленные надеждой, бодро вышли из дому.

Прекрасная погода опять вдохнула в детей жизнь. Синева неба, солнечное тепло будили лучезарные воспоминания об их прекрасной родине. В одном дворе играли дети.

Джустино, веселый, уверенный в успехе, поставил шарманку у ворот и заиграл. Прислуга вынесла ему три монетки. Брат с сестрой были счастливы. Они купили себе на грош сыру, на два — хлеба, быстро поели и взглянули друг на друга влажными глазами, сияющими от радости.

На углу улицы на небольшом пустыре играли четверо ребят их возраста. Джустино и Розальба сразу поняли, что эти дети их друзья, хотя видели их первый раз в жизни. Во что же играть? Условились быстро.

— В жмурки! В жмурки! — закричали все, весело прыгая, хлопая в ладоши и высоко подбрасывая шапки. Один из мальчиков снял с шеи платок. Джустино поставил в сторону шарманку и дал завязать себе глаза. Крошка Розальба смотрела на него, вне себя от радости. Маленькие скитальцы забыли о голоде, холоде, обо всех недавних страданиях. Здесь они не были чужими, сиротами, бедняками, пасынками судьбы.

Я как раз проходил по пустырю, занятый мыслями о своих невзгодах, как вдруг меня обхватили сзади две маленькие тоненькие ручонки и раздался озорной голосок:

— Поймал!

Но тут мальчик почувствовал, что поймал взрослого, и поднес руки к платку, которым были завязаны глаза. Дети подлетели к нему со смехом и криками:

— Не снимай!.. Не снимай!..

Я стоял и смотрел на детей, пока они не кончили играть. Потом я медленно шел вместе с Джустино и Розальбой, и по дороге мальчик с восхитительной наивностью, очаровательно коверкая румынский язык, рассказал мне обо всех их злоключениях.