Дзержинский пригласил к себе Артемьева.

Невысок ростом, лицо широкое, мягкое, ничего характерного, запоминающеюся. Голубые глаза располагают к доверию.

— Василий Михайлович, — начал Дзержинский, — вы человек спокойный…

— Сдаю, Феликс Эдмундович. Одышка мучает. Особенно когда рассердят.

Дзержинский понял шутку.

— Кто вас может рассердить! — ответил он. — Враг? Враг есть враг, зачем же на него сердиться? С врагом надо бороться, а борьба требует спокойствия… Вы хорошо знаете Москву, Василий Михайлович?

— С мальчишек вырос…

— Вам укажут человека, Василий Михайлович! Вы с ним должны пойти на сближение и узнать, кто его направляет. Некто Тункин…

— Тункин? — переспросил Артемьев. — О таком не слыхал.

— Я тоже до сего дня не слышал… Этот Тункин имеет отношение к подготовке террористических актов.

Артемьев привстал с кресла, но Дзержинский положил ему на плечо руку.

— Без эмоций, Василий Михайлович!

— Арестовать его надо.

— Зачем? Расскажет он только то, что сам знает. А много ли он знает? Как это мы с вами проверим? За ним уже установлено наблюдение, нам нужно вскрыть его связи.

— А если Тункин не соберется к своим? Может, по их конспирации так не положено?

— Разве я вам сказал, что вы должны лишь следить и следовать за ним? Вы должны сделать так, чтобы Тункину понадобилась связь со своими, понадобилась бы немедленно! Но не пугать! Пугать их нельзя…

Артемьев встал. Провожая его до двери, Дзержинский добавил:

— Если что-либо серьезное, связывайтесь немедленно со мной, где бы я ни был!

Раздался телефонный звонок. Дзержинский придержал Артемьева и снял телефонную трубку.

— Феликс Эдмундович! Что за тревога? Почему усилена охрана?