— Нет, никого. Обычный вечер в «Джек и Джеки», — ответил Морри.

Алек повернулся ко мне:

— Где мусор?

Я снова уставилась на него и повторила:

— Мусор?

— Ты сказала, что вышла в переулок выкинуть мусор. На месте преступления, насколько я вижу, ничего не трогали. Где...

Алек замолчал, потому что я пошла прочь. Я ничего не соображала. Я даже не знала, почему вдруг пошла.

Я поставила чашку и прошла мимо Алека в бар. Тяжелая столешница барной стойки была откинута вверх, наверное, я открыла её, когда отправилась звонить 911. Я зашла за барную стойку и уставилась на два больших мешка с мусором, которые лежали на полу возле телефона.

Я даже не заметила, что принесла их обратно и бросила, чтобы набрать номер.

Я развернулась и увидела, что рядом стоит Алек и смотрит на мусор.

— Я дошла только до двери, — сказала я, глядя на его горло. Он опустил подбородок, чтобы смотреть на меня, но я не подняла глаз.

— Я дошла только до двери, — повторила я и дёрнула головой, опустив ухо к плечу. От резкого движения шею пронзила боль.

— Я дошла только до двери, — снова сказала я, на этот раз по какой-то глупой причине шёпотом, — открыла дверь и увидела её.

И тут я расплакалась.

Я ничего не чувствовала, ничего не видела и не слышала, я не чувствовала вкуса кофе во рту, просто рыдала, вспоминая увиденное.

Я видела её. Видела Энджи, её кровь и части тела, которые не должна была никогда видеть, с кожей и без — всю её, безжизненно лежащую в переулке около мусорного бака.

Потом я услышала, как Алек сказал:

— Я её держу.

И поняла, что он обнимает меня.

Я отпрянула и шагнула назад. Мне нужно держаться подальше от Алека, от всех, но в особенности от него.