Первый послевоенный март радовал лондонцев голубым, дочиста отмытым февральскими дождями небом, но не баловал столь долгожданным после промозглой зимы теплом: арктический антициклон не позволял солнцу по-настоящему согреть город. Однако не по сезону прохладная погода не останавливала закаленных островитян, которые, по непонятной для континентального европейца привычке, пользовались любой возможностью, чтобы пошире распахнуть в своих домах окна. В субботу тридцатого марта в послеобеденный час окно было открыто и в одной из комнат старого особняка, вернее даже сказать, барского дома небольшой городской усадьбы, расположенной в тихом аристократическом районе британской столицы. Судя по убранству, это был кабинет если не политика, то писателя или, возможно, художника. Впрочем, его хозяин почти всю сознательную жизнь был и первым, и вторым, а в последнее время экс премьер-министр правительства Ее Величества сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль все больше и больше увлекался живописью, выказывая, между прочим, недюжинный талант.

Начинающий живописец с начала месяца пребывал в отличном настроении, притом, что со дня его катастрофического провала на выборах прошло меньше года. Все-таки, забавная вещь — политика! Тогда, июльским днем победного сорок пятого, после очередного рабочего дня Берлинской конференции, которую Советы, почему-то, предпочитают называть "Потсдамской", он сказал двум другим членам "Большой тройки" "до скорого свидания", но уехал навсегда, неожиданно уступив свое кресло К. Эттли.

При этом воспоминании по широкому лицу Черчилля пробежало легкое облачко, которое вскоре уступило место довольной улыбке. "At last! There"s no point in pulling Uncle Joe"s leg any longer". Это выражение, впервые промелькнув у него в мозгу во время подготовки знаменитой Фултонской речи, вновь и вновь приходило ему на ум, неизменно поднимая настроение. Разумеется, дело было не только и не столько в комизме буквального значения слов: "… тянуть дядюшку Джо за ногу". Просто сэру Уинстону до смерти надоело в течение долгих четырех лет — с июня 1941 по май 1945 года, наступая, что называется, на горло собственной песне, расточать дифирамбы Сталину и помогать большевистскому режиму для того, чтобы иметь время собрать силы и схлестнуться с Адольфом не тогда, когда этого захочет Гитлер, а лишь после того, как Великобритания будет готова к войне. А ведь еще в сороковом он, оставаясь непримиримым критиком тогдашнего премьера Чемберлена, чтобы хоть как-то помочь маленькой Финляндии, на которую всем весом навалился сибирский медведь, готов был поддержать идею авиационного нападения на южные рубежи России и посылки в маленькую, но гордую скандинавскую страну англо-французского экспедиционного корпуса! Если бы кто-нибудь сказал тогда Черчиллю, что не пройдет и пары лет, как возглавляемое им правительство организует поставки в Советский Союз военной техники и снаряжения, он, скорее всего, не стал бы даже реагировать на подобную чушь… Но на что не пойдешь ради Британской империи, бывшей единственным смыслом существования этого выходца из рода герцогов Мальборо! Однако все имеет конец, и теперь самое время продолжить дело всей жизни — борьбу с коммунистической тиранией, начатую в далеком восемнадцатом.

Грунтуя холст (можно, конечно, приобретать его уже подготовленным к нанесению красок, но настоящие художники никогда так не поступают!), Черчилль еще и еще раз вызывал в памяти чеканные строки из вышедшего из-под его пера исторического — он абсолютно в этом не сомневался — текста: "Тень пала на те поля, которые еще совсем недавно были освещены победой союзников. Никто не знает, что Советская Россия и ее коммунистическая международная организация намереваются сделать в ближайшем будущем или каковы границы, если таковые существуют, их экспансионистских тенденций и стремлений к прозелитизму". "Неплохо сказано!", — довольно хмыкнул сэр Уинстон и, прикинув длину теней в саду, решил, что через полчасика пора будет переодеваться к чаю. Конечно теперь, продолжал он размышлять, в плане геополитики ситуация — по сравнению с межвоенным периодом — существенно изменилась, и не в пользу свободного мира: Советы не только обзавелись сателлитами, но и существенно укрепились, выйдя, благодаря пакту Молотов — Риббентроп, на балтийское побережье. Теперь с ними справиться будет куда как сложнее! Черчилль на секунду отвлекся, представив себе круглую голову хозяина НКИД и его улыбку, способную по теплоте сравниться с сибирской зимой. "Каменная задница", неожиданно вспомнил он прозвище этого человека, услышанное несколько лет назад от главы Интеллидженс Сервис.

Разминая уставшие пальцы, сэр Уинстон вернулся к главной теме своих размышлений. Хотелось бы видеть выражение лица хозяина Кремля, когда он читал "фултонский манифест"! Как отреагирует дядюшка Джо? Неожиданностью для него это выступление вряд ли окажется: развал антигитлеровской коалиции начался еще в начале сорок пятого, когда вооруженные силы англосаксов готовы были продолжать военные действия сразу же после капитуляции вермахта, и грузин знал об этом. Но предсказать поведение Сталина удавалось далеко не всегда. Взять, хотя бы, сам факт публикации Фултонской речи в главной большевистской газете: Черчилль ни секунды не сомневался, что она останется для населения Советской России тайной за семью печатями, а вот ведь взял, и напечатал, пусть даже и в изложении…