— Я вас все равно спрошу, зачем вы это делаете. В расцвете лет, оставляете своих детей на попечение старого человека.

— Это промысел Божий. Я чувствую, что должна так поступить, и что Господь поддержит меня в этой решимости. Я дала себе обещание.

— Я не спорю. Просто говорю, что у каждого чувства есть причина. И у решения есть причина.

— Конечно. Я себе это объяснила. Все, чем я занималась, все, чему себя посвящала, всегда целиком, все понятия, все люди, да и предметы, — утратили свою суть. Мир вокруг меня превратился в туман и дым, исчез, потерял свои границы. Я отчаялась. Я перестала верить словам и сказала себе: «Теперь ты будешь молчать, больше сказать нечего. Молись безгласно». Сомнение было так сильно, что я задумалась о петле. Не то нормальное сомнение в том, что я испытываю в своей профессии, и которое свойственно любому разумному существу. Нет, не такое, а глубокое, черное, уничтожающее все, с чем сталкиваешься. Все, с чем соприкасаешься. И тогда я поняла. Или думаю, что поняла. Мне нужно безмолвие, чтобы как-то выдерживать жизнь, ее стихию. Вы знаете, без подлинности веры нет жизни…

— Вы имеете в виду истину?

— Нет, я имею в виду подлинность. Это разные вещи.

— Как так?

— Все просто. Истина хочет быть правдивой для всех, и именно поэтому однажды она превращается в агрессию, в насилие, в исключительность.

— А, вот как… Понимаю.

— А подлинность — это личная истина. Глубинное убеждение.

— И принадлежит только тому, кто несет ее в себе.

— Не обязательно, может и другому. Но без меня — не может. Не существует. И чтобы пройти этот путь, нужна вера. А вера требует какого-то учения, формы, обряда. И она безусловна. Верую, и точка.

— Для этого нужна была смелость.

— Что вы имеете в виду?

— Изменить жизнь. Уйти. Забыть о многом.

— Так и я думала, до тех пор, пока в молитве мне не открылось, что смелость была лишь оправданием страха. Нет, нет, бояться надо, конечно, надо, но не мирских вещей и решений. На самом деле, теперь я знаю, что боялась только неуверенности и пустоты, страсть и любовь ни при чем, любовь — это прощенная страсть, ее преодоление.

«Я напишу об этом рассказ, — подумал я. — Рассказ о том, что происходит в Квартале 21».

Она встала.

— Извините, — сказала она на прощание. — Я хотела все это кому-то сказать, но не исповедаться, а закрыть книгу.

Мы пожали друг другу руки. Я задержал ее ладонь в своей на секунду-другую дольше, чем это принято. Какое-то смирение, если это подходящее слово, исходило от этого прикосновения.