Глава первая

Когда Мадлен вошла в лавку, мадам Дюбуа разговаривала с Марией Луизо. Обе женщины обсуждали событие, вот уже двое суток лихорадившее дом. Об этом событии говорили во всех семьях, населявших этот дом, и репортеры разных газет то и дело наведывались, чтобы узнать — нет ли чего новенького.

— Это ты, Мадлен? — обернулась на стук двери мадам Дюбуа.

Ей было не больше тридцати лет, но она уже начинала полнеть. Сколько Мадлен себя помнила, мадам Дюбуа всегда стояла за прилавком, посреди корзин с картофелем, луком, апельсинами, яблоками. За многие годы она стала неотделимой от окружавших ее вещей.

Мадлен приходила сюда запросто. Мадам Дюбуа дружила с ее бабушкой. Они могли часами о чем-то говорить и смеяться за чашкой кофе, пристроившись у маленького столика в задней комнате, представлявшей собой нечто вроде склада. Иногда мадам Дюбуа оставляла Мадлен за себя в лавке. Она доверяла ей отпускать покупателям товар, получать деньги и класть их в кассу.

Мадлен с этим прекрасно справлялась. К тому же она была неплохим психологом: если заходил случайный посетитель, зажиточный на вид, Мадлен набавляла цену. Немного, но набавляла. Не из корыстных целей, конечно. Для нее это просто была игра.

— Бабушка к вам не заходила? — спросила Мадлен.

— Заходила. Она ушла и обещала вернуться, — ответила мадам Дюбуа и вновь повернулась к Марии, продолжая прерванный разговор. — Но это поразительно!.. Я ведь их видела. Они стояли вот там, на углу, около бара!.. Один высокий, седоватый, а другой помоложе, как будто с усами… Я это прекрасно помню!.. Они стояли и смотрели на наш дом!.. Я тогда подумала, не собираются ли они зайти ко мне, и еще несколько минут не запирала двери своей лавки.

— А что предпринимает Шантелье? — спросила Мария; ее худощавое лицо с чуть выступающими скулами казалось усталым; по-французски Мария говорила не очень чисто; несмотря на то что она пятнадцать лет жила в Париже и была замужем за французом, произношение давалось ей с трудом.

Мадам Дюбуа развела руками.

— Молчит!.. Но я не думаю, что он примет их условия!..

— Как это жестоко, воровать детей! — вздохнула Мария.