Карета медленно двигалась по заброшенной лесной дороге. Два фонаря на крыше едва освещали лошадиные спины и проплывавшие мимо заросли. Сгорбленный кучер, узкие глаза которого выдавали в нем уроженца Гарбии, настороженно поглядывал по сторонам. Приятная во многих отношениях и хорошо оплаченная работенка привела его в довольно мрачное местечко.
В карете полулежала беременная женщина с огромным животом, предвещавшим близкие роды. Несмотря на мягкие подушки, в которых она утопала, каждый толчок экипажа на неровностях дороги причинял ей жестокие страдания. Лихорадочно блестевшие глаза и обескровленные губы изменили прекрасное лицо Сегейлы. При свете луны оно было похоже на трагическую маску.
Карету сопровождал всадник, одетый богато, но неброско. Серый плащ с капюшоном скрывал большую часть его фигуры, длинные пепельные волосы и пару кинжалов на поясе. Зато узкий меч в ножнах лежал на его бедрах и был готов к употреблению.
Всадник ехал чуть впереди экипажа; его чувства были обострены до предела. Последний участок пути почему-то казался ему и самым опасным. Теперь Люгер почти жалел о том, что, кроме кучера, не нанял солдат для охраны. Его раздражало медленное продвижение экипажа по разбитой дороге. Из-за этого путь, занимавший у всадника несколько часов, оказался гораздо более долгим, и карета подъезжала к поместью глубокой ночью.
Таким образом, у Стервятника было достаточно времени, чтобы во всех подробностях вспомнить сон, приснившийся ему в одной из гостиниц Эльмарзора.
Он вернулся в гостиницу поздней ночью после того, как удвоил свой золотой запас в «Земном рае». Сегейла уже спала, и он лег рядом с ней, не раздеваясь. Потом он целовал ее, спящую, в губы и высокий чистый лоб. И слышал в наступившей тишине, как дитя шевелится в материнской утробе…
Стервятник не хотел признаться себе в том, что еще не родившийся ребенок чем-то пугает его. Это было всего лишь предчувствие, омрачавшее один из наиболее благополучных периодов его жизни. Он долго лежал без сна и видел, как одна за другой погасли свечи.
Плотные шторы были задернуты, и стало так темно, что Люгер не мог разглядеть даже собственной ладони, поднесенной к глазам. Некоторое время он парил в легкой дремоте; затем к тихому присутствию Сегейлы добавилось присутствие еще одного существа. Легчайшее дуновение воздуха – и кто-то лег с ним рядом.
Люгер ощутил появление постороннего, но под этим посторонним даже не скрипнула кровать. Слот протянул руку, чтобы коснуться существа, которое было не тяжелее тумана, и его пальцы погрузились в ледяной колодец.
Холодом обдало и правую сторону его головы; кто-то невидимый шепотом назвал ему имя, переходящее от мертвых рыцарей Земмура к живым и ставшее теперь его именем. Имя перешло к нему с целым потоком жутких ощущений. Оно было очень сложным и состояло не только из звуков и необычных вибраций. Произнести его полностью можно было только в особом состоянии сознания, вызванном одной из трех причин: угрозой смерти, экстатической любовью или безмолвием разума, которое, согласно представлениям шуремитов, достигалось в священных снах. Тогда Люгер так и не понял, какая польза в этом сомнительном знании.
Ледяной призрак некоторое время висел рядом, повторяя земмурское имя, будто играл со Стервятником, а потом исчез, оставив о себе воспоминание столь же смутное, как мимолетный сон.
Утром Люгер решил, что ночной визит и был сном, но, коснувшись рукой одеяла, он обнаружил, что вся правая сторона кровати холодна, словно скованная зимней стужей земля.
Поворачивая на едва заметную боковую дорогу, Слот испытывал противоречивые чувства – радость возвращения, тревогу, любовь и почти окончательную уверенность в грядущей беде. На какую-то минуту ликование безраздельно охватило его, он почувствовал себя королем, отвоевавшим свое королевство, однако затем вспомнил, насколько это королевство ущербно…
За частоколом темных стволов промелькнул знакомый угловатый силуэт, и вскоре Люгер увидел свой дом, притаившийся в глухом уголке леса. Замшелые камни были выбелены лунным светом. Одно из чердачных окон казалось похожим на далекое зеркало, которое отражало голубоватое сияние.
Когда Стервятник въехал в аллею, ведущую к дому, в кронах старых деревьев внезапно пронесся и тут же стих ветер: шелест листьев был похож на горестный вздох, которым нечисть встретила человека.
Мгновенно пробудившийся инстинкт заставил Люгера пришпорить лошадь, и та рванулась вперед, а всадник, еще не знавший, кто напал на него, выдернул меч из ножен. Во всяком случае, он попытался отвлечь внимание нападавших от кареты и этим спас свою правую ногу, а может быть, и жизнь.
Яростный храп зверя слился со слабым криком Сегейлы. Кабан промахнулся, и удар его клыков пришелся в лошадиный живот. Люгер был выброшен из седла. Рухнув на землю, он на какое-то время потерял сознание, но не выпустил из руки меч. Придя в себя, он увидел, как что-то огромное и темное, заслонившее полнеба, стремительно надвигается на него. Еще немного, и он был бы раздавлен падающей лошадью. Кровь животного пролилась горячим дождем, забрызгав его лицо. Стервятник успел откатиться в сторону и поднялся на ноги, все еще чувствуя себя полутрупом после удара о землю.
Гигантский кабан, достигавший в холке человеческого плеча, медленно приближался к нему, и меч выглядел жалкой игрушкой рядом с этим могучим зверем. Люгер понял, что вряд ли узнает причину, по которой будет убит в двух шагах от собственного дома. Варварское оружие, доставшееся ему в наследство от Кошачьего Глаза, давно превратилось в бесполезный кусок металла – Люгер истратил последние снаряды, отправив на тот свет нескольких грабителей, которые напали на него под Тесавой…
Самое время было вспомнить свое земмурское имя, но Слот не мог это сделать, сколько ни пытался.
В том, что кабан был превращенным, Стервятник уже не сомневался, и значит, он имел дело далеко не с тупым созданием. В то же время его враг обладал нечеловеческой силой и не совершал присущих людям ошибок.
akniga