— Он в доме судьи. Знаешь, где это?

— Знаю.

— Ну, так погоди маленько… Нас проведешь, покажешь. Там, говорят, богатства…

— Это у Законника Карла богатство? — желчно ухмыльнулся Бутурлин. — Ну-ну… А вообще, жду. Выходите.

Выйдя на улицу, он посмотрел на усевшуюся прямо на мостовую Марго. Наклонился, встряхнул за плечи:

— Жить хочешь?

— А? — девушка словно не понимала, пришлось хлестнуть пару раз по щекам.

— Жить? Пожалуй, что и нет… незачем…

— Ну и дура. Зря я тебя выручал… Тогда пойду…

— Эй, эй… Господин! Никита! Постойте… Я… я не знаю, что мне делать теперь, куда идти?

Дрожащая, бледная, как смерть, Марго стыдливо прикрыла рукой грудь, торчащую из прорехи в платье… Ага, уже почувствовала стыд! Это неплохо.

— Пойдешь в Спасское. Найдешь лодочника… переправишься… На вот тебе деньгу — заплатишь. Там сыщешь старосту или дьячка. Скажешь, что от меня, от Никиты-лоцмана. И, самое главное, еще скажешь, что умеешь плести кружево. Настоящее брабантское кружево. Поняла?

— Ага, ага… — девушка быстро-быстро закивала. — Про кружево не забуду… Я ведь впрямь умею его плести. Ну, не брабантское… но ничуть не хуже…

— Ну, прощевай тогда. Удачи, — чмокнув девушку в щеку, Бутурлин неожиданно улыбнулся. — А тебя по правде-то как зовут?

— Бригитта.

— Бригитта… хм… Удачи, Бригитта!

— Да хранит тебя Пресвятая Дева, мой славный господин! Да хранит тебя Пресвятая Дева…

Никита Петрович заметил воеводу Потемкина еще на подходе к дому судьи. В роскошной парчовой ферязи, небрежно наброшенной поверх панциря, в высоком узорчатом шлеме — шишаке, при сабле с украшенной алыми самоцветами рукоятью, Петр Иванович деловито раздавал указания подбегавшим к нему сотникам.

— Ты, Никифор, прочеши лес… мало ли! Потом обо всем доложишь… Так… Иван Иваныч, давай-ко, милый друг, ко складам со всякой снедью… Чай, не успели еще пожечь?

— Дак, князюшко, склады-то сгорели уже. Сами же свеи и подожгли. А мы не успели.