Книги

Вера, Надежда, Любовь

22
18
20
22
24
26
28
30

Вера, Надежда, Любовь

Посвящается Розе Буданцевой

«От одних только заклинаний «Ложь! Ложь!» религия не исчезает. Ложь паразитирует на истине». Так, выражая мысль автора, говорит один из героев этой книги.

«Вера, Надежда, Любовь» — второе издание романа Николая Ершова. Первая его книга, «В лесном поселке», вышла в издательстве «Молодая гвардия» в 1958 году. Уже тогда критика отметила самостоятельный поиск и оригинальность молодого прозаика.

Биография Николая Михайловича Ершова не совсем обычна. Он родился в 1925 году в селе Одоевщина Рязанской (теперь Липецкой) области, а вырос в Севастополе, где его застала Отечественная война. Школьником старших классов и затем токарем Николай Ершов принимал участие в героической обороне Севастополя и в комсомольском подполье в годы гитлеровской оккупации. Образование он получил в Москве — сначала в Институте кинематографии, а затем в Литературном институте имени Горького, который окончил в 1955 году. В поисках своей темы и своих героев Николай Ершов жил и на севере — в Архангельской области, и на юге — в Одессе, сменив несколько профессий. Он был лесорубом, педагогом, матросом и журналистом.

В романе «Вера, Надежда, Любовь» есть творческая попытка автора по-своему подойти к вопросам религиозной совести и атеизма.

Относясь с уважением к личности и к религиозному чувству верующего человека, автор стремится понять и частные и общесоциальные причины его добровольных заблуждений. Почему даже сейчас, в космический век, вновь и вновь оживает религия? При каких жизненных условиях она угасает и отвергается нашими современниками?

Эти и некоторые другие актуальные вопросы интересно поставлены в книге благодаря тому, что автору удалось сделать их основой увлекательного повествования, где сюжетом служит движение мысли и развитие характеров.

Остальное сама за себя доскажет книга, получившая в первом издании одобрение критики и читателей.

I. ЗЕМЛЯ, НЕБО, ЗЕМЛЯ

1

В сумерках шли самосвалы, шли с натужным ревом. Они несли тяжкий груз, и несли его в гору. В их движении было длинное упорство, труд до ярости, до семи потов.

У обочины стояла женщина. Она стояла давно: невозможно было перейти дорогу.

Самосвалы шли без конца. В закатных сумерках не видно было ни головы, ни хвоста колонны. Можно было подумать, что где-то там, за границей дня, машины делают вечный круг. Женщина терпеливо ждала, глядя на пугающие вблизи колеса машин. Левой стороной грузовики попадали в выбоину. Вот-вот не этот, так следующий должен был забуксовать и бессильно осесть в этой весенней хляби, на крутой дороге, вблизи ночи. Ничуть не бывало! Машины шли, как на параде.

Женщина все ждала. Было ей не больше тридцати, но взгляд ее недвижно стыл — без живости и без мысли.

Самосвалы прошли. За дорогой открылись закатное небо, огни карьера и неуютный пустырь с ветром, грозный, весь в проталинах.

Женщина еще стояла у дороги. Она так долго ждала, что могла и вовсе забыть, куда и зачем шла.

Часом позже (было уже темно) ее видели на той стороне реки. Женщина шла вдоль причала, мимо зимующих барж, склонив голову от ветра и при этом чуть боком, плечом вперед. Затем она поднялась вдоль Сараевской улицы и свернула в Коммунальный проезд.