– Тогда я гороховый засыплю. Шесть пакетиков.

– Пакетики эти – для запаху только. Главное, тушенки с картошкой побольше.

В соседней палатке вдруг заворочались, и раздался скрежет зубовный…

– Эй, Николай! – со смехом окликнул Радик. – Проснулся, что ли?

– Ох…

– Что, тяжело? Нечего было вчера с марийцами водку с брусникой трескать!

– А сам-то как будто не трескал! – недовольно пробурчали из палатки.

– Так я же меру знаю!

Все-таки здорово было ощущать себя взрослым: и капитан команды Валентиныч, знавший Радика еще сопливым пацаном, и прочие мужики относились как к равному и приглашали в компанию, чтобы вместе выпить пива или водки.

Детские запреты Родиона уже не касались, и потому он внушал откровенную зависть «младшей» команде, пока потягивавшей пивко подпольно.

– Чего-то тихо кругом, – снова подал голос водитель. – Где все-то? Спят, что ли?

– В поселок за пивом ушли.

– За пивом? Слышь, Радик, как придут, разбуди, а?

– И не подумаю – сам все выпью!

Коля в палатке хмыкнул и тут же захрапел снова. Родион опять развалился на коврике, а Валентина подошла и села рядом, обняв коленки, прямо на землю, благо тыльную часть ее украшала пропиленовая пенка, любимый аксессуар юных туристов, обожающих покрывать сей предмет разными надписями, вроде «Хибины-2010», «Кавказ» или, на худой конец, «Селигер».

– Вот храпун! – Девушка покосилась в сторону палатки. – Радик, а ты с нами в марте в Хибины пойдешь? Дядя Миша сказал, он тебя звал.

– Звал, – задумчиво кивнул молодой человек. – Не знаю, правда, отпустят ли на работе?

Честно сказать, после года службы на Север его не тянуло – хотя за службу-то командование части даже прислало благодарственное письмо тетке, у которой Родион и рос лет с десяти, после гибели матери. Отца он вовсе не помнил. Тетка относилась к нему прохладно, сварлива и скупа была не в меру, так что и письмо ее не сильно порадовало. Впрочем, бог с ней…

– Радик, а тебе правда уже почти двадцать? Не верится! На вид семнадцать едва, а то и всего шестнадцать.

На самом деле юноше только в мае исполнилось девятнадцать, но выглядел он и впрямь года на два моложе. Впрочем, внешний вид тут не главное. Вернувшись из армии, Родион все чаще ловил себя на мысли, что ему с прежними дружками-сверстниками, даже туристами, и поговорить толком не о чем: дела и проблемы их казались такими детскими, что хоть плачь, хоть смейся! Снять на танцах девку, да как бы мама не узнала! Выпросить у отца бабок на бензин, покататься «на тачке», выпить да на дискотеку, а потом всем рассказывать: «Да мы там… блин… все, что горит…»