— Во-первых, покупать ничего не покупаешь. Складываешь в корзину, показываешь мне. Если я решу, что тебе это правда надо — оплачиваю.

Горошкина приподнимает брови, вертит один из хвостов между пальцами. Кажется, я догадываюсь, почему он ниже своего брата-близнеца с другой стороны. Брови замирают наверху, в глазах нечто нечитаемое. Похоже, Евгения собирается возразить… но почему-то передумывает.

— Ладно, согласна, разумное условие. Но ты зря так беспокоишься, брюлики тайком покупать не собираюсь.

— От сердца прямо отлегло, — саркастически хмыкаю. — Второе же условие выполнить незамедлительно и беспрекословно.

— Ну давай, старичок, удиви меня.

Нет, ну она же нарочно нарывается! Притиснул нахалку к стенке, впился пальцами в подбородок, задрал её голову кверху. Вперился в неё самым злым из своих взглядов, действующим на самых непробиваемых конкурентов. Хотел припугнуть хоть немного, потому что ну достала ведь, стоит тут такая наглая, как у себя дома…

Она так и замерла. Глаза распахнула, вздрогнула, реснички задрожали.

— П-перестань, — неуверенно произнесла, дергаясь в моём захвате и пытаясь отвести взгляд. Правильно, мелочь, бойся меня!

— Так вот, второе условие такое, — я посильнее сжал её нижнюю челюсть. Не до синяков, просто чтобы не давать жевать.

— Какое? — девчонка даже дыхание задержала, трепещет вся. Стою, по-маньячному упиваясь её страхом, а Горошкина вдруг нервно прикусывает нижнюю губу и стремительно, неудержимо краснеет. Смотрю, как по щекам расползается румянец, прикидываю, как мы тут стоим, и в голове словно что-то щёлкает. Твою мать, что она могла себе напридумывать?!

— Второе условие: в моём доме НИКАКИХ жвачек! Сейчас же идёшь и выплёвываешь эту гадость, и чтоб больше я её в твоём рту не видел.

Мне кажется, я произнёс это довольно строгим и устрашающим голосом. Но стоит мне отступить в сторону, кудрявая зараза пихает жвачку за щеку, что выглядит неприличным намёком.

— Хей, старичок, а ты что это, за моим ртом следить собираешься? Имеешь на него какие-то тайные планы?

И опять языком щеку оттопыривает. И смотрит прямо мне в глаза, и на лице страха — ни грамулечки.

— Да! Есть! — рявкаю Горошкиной в лицо. — Скотчем залепить, чтоб молчал почаще.

— Е-мое, да кто-то "Пятьдесят оттенков серого" пересмотрел, — присвистывает девчонка. — Дядь, если ты БДСМ-щик, говори сразу, я хоть буду знать, чего ждать.

Вдыхаю-выдыхаю. Не хватало ещё психовать из-за соплюшки какой-то.

— Жвачку выплюнуть и больше при мне не жевать, — произношу максимально спокойно, разворачиваюсь и ухожу в кабинет. Надо дать распоряжение слугам, выдать Горошкиной ноут, и

пусть хоть ненадолго она исчезнет из моего поля зрения.

Вообще, если бы не просьба отца, ноги бы этой девчонки в моём доме не было! Но Горошкина Евгения — не просто длинноногая красотка, она свидетельница в большом и громком деле Халвина, местного зарвавшегося бизнесмена, по совместительству крупного наркоторговца, держателя притонов и много кого ещё. Случайная, и оттого более ценная. Не просто свидетельница, у суда есть запись с её телефона, что вкупе весьма весомые улики. Настолько весомые, что за ту неделю, как Горошкина обратилась в полицию, её пытались убить уже трижды. Потом отец решил заняться охраной лично, и спрятать в месте понадёжней. А у кого лучшая охрана в городе? Угу, именно что у меня. Формально девчонку вывезли куда-то за город, но туда повезли обманку, а настоящую Евгению доставили мне на дом. У меня охрана — президент позавидует, в своих людях я уверен, как в себе, так что здесь соплюшка будет в безопасности. Чего нельзя сказать о моих нервах, их явно ожидает испытание на прочность.