Они выполнили его просьбу, а потом танцевали друг с другом и радовались, что примут участие в таком великом приключении.

Гейдель фон Хаймак, зеленоглазый святой со звёзд, молится о них и об успехе путешествия!

Два или три дня пути пешком, сказали они ему, и Гейдель решил вызвать искусственное очищение тела. В Италбаре умирала девочка, и он стал измерять минуты её дыханием.

Голубая Леди велела ему подождать, но он думал об этом дыхании и о сокращениях большого сердца, которое было когда-то маленьким. Он выступил в путь через пятнадцать часов, и это оказалось ошибкой.

У двух его компаньонов началась лихорадка, но усталость и изнуряющая жара джунглей замаскировали её. Они испустили дух в полдень второго дня, и Гейдель не смог определить, от какой из многочисленных болезней они скончались. Откровенно говоря, он не очень-то и старался. Если человек умирал, вопросот чего? — приобретал академический оттенок. Вдобавок ко всему, спешка его была так велика, что он не простил своим спутникам даже времени, затраченного на церемонию похорон. Недовольство его удвоилось следующим утром, когда двое из оставшихся семи не проснулись, и ему ещё раз пришлось наблюдать те же ритуалы. Помогая рыть могилы, он проклинал их на незнакомых языках.

Безумные весельчаки — так он привык рассматривать их уже не смеялись. Их рубиновые глаза были теперь широко раскрыты и смотрели беспокойно. Шесть их пальцев тряслись, извивались, щёлкали. Они начали понимать. Слишком поздно.

Но два или три дня… Кончался уже третий, а гор всё не было видно.

— Глэй, где же горы? — спросил он того, который кашлял. Где Италбар?

Глэй пожал плечами и показал вперёд.

Солнце, огромный жёлтый шар, было почти невидимо с тропы. Свет его иногда пробивался сквозь листья, но те участки земли, которых он не достигал, хлюпали от сочившейся из-под земли влаги и были устланы неприятными на вид грибами. Мелкие животные или большие насекомые — он не знал, кто именно стремглав уносились с тропы, крались за ними, трещали в кустах и ползали по ветвям. Крупных животных, о которых его предупреждали, они так и не увидели, хотя Гейдель часто слышал вдалеке шипение, свист и лай. Время от времени совсем рядом раздавался треск чего-то огромного, продирающегося в зарослях.

Парадокс происходящего не ускользнул от него. Он пришёл спасти одну жизнь, и это стоило жизни уже четверым.

— Леди, ты была права, — пробормотал он, вспомнив свой сон.

Прошёл ещё час, и упал полузадушенный кашлем Глэй, чья оливковая кожа приобрела оттенок окружающей листвы. Гейдель подошёл к нему и сразу всё понял. Будь у него несколько дней для подготовки, он спас бы его. С другими у него не получилось, потому что его собственное очищение не было полным. Он не достиг равновесия. Уже глядя на первого мертвеца, он понял, что все девять обречены. Он помог устроить Глэя поудобнее, дал ему воды и посмотрел на хроно. От десяти минут до полутора часов таково было его предположение.

Гейдель вздохнул и зажёг сигару. Она неприятно воняла. Влага добралась-таки до неё, а грибки Клича ничего не имёли против никотина. Дым пах чем-то вроде серы.

Глэй посмотрел на него, и взгляд этот должен был обвинять. Но вместо этого Глэй сказал:

— Спасибо, Гейдель, что ты позволил нам принять участие в деле наравне с собой.

И улыбнулся.

Гейдель вытер капли пота с его лба. Умер Глэй через полчаса.

На этот раз, роя могилу, он не бормотал ругательства, а всматривался в лица оставшихся четверых. То же самое выражение.

Они пошли с ним, как будто по вдохновению. Ситуация изменилась, и они приняли её. Они приняли её не отрешённо, но с улыбкой. Гейдель видел, что они всё знают. Они знают, что умрут, не дойдя до Италбара.