Сидоров А. И. Монументальное творение преподобного Максима исповедника

В «Богословском Вестнике» за 1916–1917 гг. началась публикация перевода одного из важнейших сочинений преподобного Максима Исповедника — «Вопросоответов к Фалассию». Труд этот, потребовавший от переводчика огромных усилий, взял на себя крупнейший знаток творчества преп. Максима, доцент Киевской Духовной Академии, Сергей Леонтьевич Епифанович. Его перевод отражает глубокое проникновение в богословие святого отца, тонкое прочувствование смысловых нюансов, которыми так богаты творения преп. Максима. Комментарии С. Л. Епифановича обнаруживают эрудицию киевского ученого и обширное знание всего святоотеческого богословия. К сожалению, данный перевод не был завершен, и в свет вышли переводы лишь двадцати пяти «вопросов», составляющие менее 1/5 от всего объема произведения. Возможно, С. Л. Епифанович довел до конца этот перевод, но о судьбе его нам ничего не известно.

С тех пор прошло более 70 лет. Творчество преп. Максима приобрело большую популярность на Западе, особенно у католических ученых, и в настоящее время его можно считать одним из наиболее изучаемых отцов Церкви. В послевоенное время напечатан не один десяток книг и статей, посвященных различным аспектам его богословия. Появились и переводы ряда произведений преподобного на различные западные языки, [1] хотя «Вопросоответы к Фалассию» полностью пока еще не переведены ни на один язык. Самое же главное состоит в том, что одна из основных тенденций в современной патрологической науке — обращение к тщательному изучению рукописного наследия святых отцов — охватила и творчество преп. Максима, что привело к подготовке и публикации критических текстов его творений. Наряду с такими широко известными сериями, как немецкая «Греческие христианские писатели» и французская «Христианские источники», в Бельгии, по инициативе покойного М. Ришара, стала издаваться новая серия: «Корпус христианских авторов. Греческая серия», сразу завоевавшая себе репутацию солидного патрологического издания. Основной научной базой его служит Лувенский католический университет, но привлекаются к изданию и ученые со всего мира — лучшие специалисты в своей области (К.-Х. Утеманн, Й. А. Мунитиц и др.). Именно в этой серии и увидело свет критическое издание первой части «Вопросоответов к Фалассию», осуществленное К. Лагой и К. Стилом. [2] Помимо этого, Й. Деклерк в той же серии издал другое сочинение преп. Максима: «Вопросы и недоумения». [3] Причем следует отметить, что этот ученый использовал новые рукописи данного произведения, которые качественным образом отличаются от рукописей, положенных в основу издания Ф. Комбефи (перепечатанного в «Патрологии» Миня), и поэтому издал практически неизвестное творение преп. Максима, намного превышающее по объему опубликованное ранее. [4] В указанной серии готовится к публикации и другой основной труд преп. Максима — «Изъяснение трудных мест в словах св. Григория Богослова» («Ambigua»). [5] Латинский перевод главной (и самостоятельной) части данного труда уже увидел свет. [6] Кроме того, греческий ученый В. Маркесинис подготавливает к изданию в той же серии догматико-полемические сочинения и послания преп. Максима. Таким образом, благодаря этим имеющимся и готовящимся изданиям изучение богословского наследия преп. Максима ставится на более прочную и солидную основу.

Выход в свет критического издания «Вопросоответов к Фалассию» заставляет обратиться к пересмотру перевода С. Л. Епифановича и, если на то будет Божия воля, завершить перевод. К. Лага и К. Стил использовали в своем издании все известные ныне рукописи данного творения (всего 43 манускрипта), а также непрямую рукописную традицию его. Здесь же впервые опубликован латинский перевод Иоанна Скота Эриугены, который может служить хорошим подспорьем для понимания греческого текста. Известно, что византийская святоотеческая мысль оказала решающее влияние на формирование мировоззрения этого оригинального западного богослова. Сильное воздействие на Иоанна Скота Эриугену оказал и преподобный Максим Исповедник, которого он с почтением именует «божественный философ», «премудрый», «достопочтенный», «знаменитейший» и т. д. У преп. Максима Эриугена «заимствует данные как для учения о Боге, так и для учения о человеке. Мысли преп. Максима он воспроизводит по местам и в комментарии на Евангелие от Иоанна, иногда без упоминания его имени». [7] Поэтому публикация перевода «Вопросоответов к Фалассию» Эриугены позволяет нам лучше понять некоторые аспекты плодотворных контактов двух основных частей христианского мира в средние века.

По мере возможности мы в своем переводе ориентировались на перевод С. Л. Епифановича. Однако в ходе редактирования был замечен ряд неточностей. Кроме того, новый критический текст позволил внести некоторые исправления в перевод известного русского патролога. Наконец, мы исходим из убеждения, что «буква» переводов святоотеческих творений неизбежно стареет. Присноживым и цветущим остается лишь дух святоотеческого Предания, который постоянно требует обновления ветшающей «буквы». Другими словами, жизненность духа письменного Предания в Церкви удостоверяется в первую очередь неугасающей переводческой деятельностью ее чад. Все указанные причины и привели к редактированию перевода С. Л. Епифановича, иногда весьма значительному. Незаконченность его побудила нас продолжить перевод «Вопросоответов» — этого одного из важнейших памятников святоотеческой письменности, чтобы восстановить «разорванную связь времен» и сохранить преемственность русской православной патрологической науки. Сохранены и многие комментарии С. Л. Епифановича, не потерявшие своего значения, которые лишь облегчены от порой чрезмерно громоздкого научного аппарата. Принадлежащие С. Л. Епифановичу комментарии обозначаются в конце как (С. Е.); наши комментарии обозначаются как (Л. С.) — это, естественно, до тех пор, пока шло редактирование перевода С. Л. Епифановича. Все схолии также выносятся в комментарии, причем схолии, принадлежащие Эриугене и не имеющие параллелей среди греческих схолий, обозначаются как схолия (Эр.). Целесообразной представляется и перепечатка предисловия С. Л. Епифановича к переводу «Вопросоответов», которое дается ниже с рядом сокращений.

В заключение хотелось бы принести искреннюю благодарность бельгийскому издательству «Бреполс» и лично профессору К. Лага за любезное предоставление в наше распоряжение ряда томов из серии «Корпуса христианских авторов».

А. И. Сидоров

Епифанович С. Л. Предисловие.

Известное под сокращенным названием «Вопросоответов к Фалассию» огромное сочинение преп. Максима, занимающее первое место в издании его творений, в хронологическом отношении является одним из позднейших его произведений, почти что подведением итогов его подвижнической жизни. Ранее этого сочинения написано было другое весьма содержательное и лишь немного уступающее ему по объему сочинение Ambigua, «Изъяснение трудных мест в словах св. Григория Богослова». Ранее его также, по-видимому, написаны «Истолкование молитвы Господней» и «Мистагогия» (толкование на литургию), примыкающие по общему своему характеру к Ambigua. Не говорим уже о «Слове подвижническом» и «Главах о любви», которые в виду их сравнительно примитивного характера можно считать самыми ранними произведениями св. отца и с которых собственно лучше всего было бы начинать изучение и чтение преп. Максима, чтобы под его собственным руководством войти в содержание его глубокомысленных созерцаний. Как сравнительно поздно написанное сочинение, рассчитанное притом на читателей, знакомых с предшествующими сочинениями преп. Максима, «Вопросоответы к Фалассию» могут на первых порах представить немало затруднений для начинающего читателя, незнакомого, например, с учением св. отца о практической философии (деятельном любомудрии), т. е. подвижнической жизни, — о чем можно составить себе представление по «Слову подвижническому» и «Главам о любви», — или с учением о «естественном (духовном) созерцании» бытия и заключенных в нем λόγοι — идей и пр., — о чем подробно говорится в Ambigua. Но при достаточной углубленности все же и подобного рода трудности могут отпасть сами собою. Вообще же говоря, начать чтение преп. Максима с «Вопросоответов» интересно в том отношении, что это сочинение, как завершительное в ряду мистико-созерцательных творений преп. отца, знакомит с высшими плодами его духовной жизни и потому заслуживает особенного внимания. Не даром и сам преп. Максим уделил ему исключительное внимание, о чем красноречиво говорят и размеры сочинения, — это самое большое из всех творений св. отца, — и приложенные к нему самим автором схолии.

В «Вопросоответах» мы застаем преп. Максима на высшей стадии духовного подвижничества, характеризуемой упражнением в созерцании (θεωρία), сосредоточением мысли на высших духовных предметах. Здесь мы видим богатое излияние на св. отца благодатного дара ведения (γνῶσις), этого высшего Дара, достигаемого в созерцательной жизни, этой лучшей награды за подвиги деятельного любомудрия. У созерцателя, сподобившегося такого дара, открывается особая способность духовного зрения: везде и всюду он видит уже не просто внешние образы, формы, тела, не просто события, поступки, дела, а то, что составляет их внутреннюю основу и сущность — таинственные силы-идей (λόγοι) Божии, разлитые во всем мире, поддерживающие бытие и силу тварей и всегда премудро направляемые Промыслом и Судом Божиим к определенным целям. В этих идеях он видит Бога, ими таинственно питается и, причащая ими свой ум, становится как бы средоточением этих божественных идей-энергий, сам делается как бы богом и, таким образом, подготовляется к блаженному соединению с Богом в состоянии премысленного восхищения, и в нем удостаивается непосредственного познания Бога, этой вечной блаженной цели, разумного бытия, источника Для него всякого наслаждения.

Все может служить для созерцателя точкой отправления в этом умозрительном возвышении к Богу, ибо все есть проявление божественных идей, как бы ни искажала чего иногда злая воля разумных существ. Но в особенности источником духовного питания может служить Слово Божие, Священное Писание. Это — как бы другой мир, в котором таинственно воплотилось Божество, подобно тому как в творческих идеях Оно воплотилось в видимом мире. Это как бы особое воплощение Слова Божия — воплощение в буквах и слогах, подобное явлению Его во плоти человеческой. В нем в особенности пристойно созерцателю собирать для своего духовного питания, назидания и просветления таинственные идеи Божии. И если в видимой природе умозритель останавливается лишь на созерцании идей чувственного бытия, выясняя себе основу и происхождение мира от божественной Благости, то в Писании он сосредотачивается преимущественно на постижении мысленного, т. е. духовного (разумно-свободного) бытия (των νοητών); здесь в особенности он познает не только творческие идеи бытия, но и идеи (λόγοι) Промысла и Суда, проявляющиеся в области нравственной жизни, во всех видах добродетели и ведения, — те идеи, которые вполне и совершенно проявились в великой тайне воплощения и искупления. Здесь поэтому таинственные вещания Духа еще ближе, еще понятнее человеческому сердцу, еще дороже для христианина. Здесь поэтому в собственном смысле и почерпается ведение (γνῶσις) мысленного бытия, переводящее душу человека в сродную ей область мысленного бытия и приближающее к Богу.

Это ведение таинственно сокрыто в Писании, сокрыто под внешним покровом букв, сокрыто от недостойных, которые не могут ощущать в нем силы Божией. Однако Сам Божественный Логос (Слово) таинственно находится в нем, научая каждого Своим идеям., Было бы крайне преступно не замечать и убить Его буквой Писания (писмя бо убивает: 2 Кор. 3:6) подобно богоубийцам-иудеям, не сумевшим под плотию узреть Бога, как и под буквой закона — духа. Истинные боголюбцы никогда поэтому не ограничиваются внешними подвигами добродетели, но прилежат Писанию и ищут духовного ведения. В этом признак истинного подвижничества, признак действительного отрешения от плотских похотей. Все аскеты поэтому изучают Писание, но изучают не так, как люди внешней науки, считающие буквы и слога и видящие в нем самые простые и обыкновенные вещи, а как служители Духа, чтители заключенных в нем тайн, причастники истекающей из буквы таинственной силы и жизни. Они ищут здесь того, чего хотело намерение Духа, и сами хотят пережить то состояние блаженного озарения от Него, которое испытали св. пророки. А зная беспредельность смысла Писания, они рады всякой степени наития, в которой им удается хотя отчасти вкусить, от духовной истины, разлитой в безбрежной пучине словес Духа.

Принадлежит к числу таких созерцателей и преп. Максим. И его задача при изучении Писания заключается в изыскании таинственного смысла словес Божиих. В данном случае он следует всем общепринятым правилам аллегории. Его сочинение к Фалассию как раз предназначено удовлетворять основной потребности подвижнической жизни в духовном ведении и служит пособием при созерцании Писания. Оно посвящено уяснению некоторых трудных мест Писания, таинственный смысл которых не всегда поддавался усилиям созерцателей и ставил им затруднение в деле изучения Писания. В собственном смысле, это — скорее мистико-аскетическое, чем экзегетическое сочинение. Как таковое, оно вполне соответствует своему назначению. Это — прекрасное пособие заботящимся о ведении Писания к пользе душевной, пособие обильное и содержательное.