— Здравствуй, Леонид, — просто сказал Нащокин.
Сивцов и Нащокин вместе учились, вместе окончили военную школу. Затем пути их разошлись. Нащокин, прослужив короткое время на заставе, где-то на Карпатах, получил оттуда назначение в политотдел отряда, а года два назад прибыл в Тбилиси.
— Что нового у вас? — спросил Чулымов.
— Все тихо, — ответил Сивцов. — Один предмет обнаружен в лесу…
Он вынес палку. Нащокин вытащил из планшетки большую линзу, внимательно оглядел находку, но ничего не сказал.
— А у нас есть сигнал, — веско произнес Чулымов.
Сивцов напрягся. Нет, ночной инцидент, оказывается, не исчерпан. В Месхетских горах таксаторы леса видели в бинокль двух пешеходов. Они мелькнули вдали, на горном хребте, и скрылись в ущелье, среди скал. Местность суровая, труднопроходимая, посещается редко. У таксаторов была рация; они послали депешу в свой трест, а оттуда позвонили пограничникам.
— Возможно, охотники? — тревожно сказал Сивцов.
Он знал, что на границе бывает и ложная тревога. В большинстве случаев неизвестные, вызвавшие переполох, оказываются охотниками, чабанами, геологами… А если даже те, двое, и нарушители, то ведь его застава не единственная. Есть соседи.
Шагая вместе с приехавшими к линии границы, Сивцов успокаивал себя.
Нащокин ступал аккуратно, выбирая места посуше, и осторожно, двумя пальцами отводил ветки. «Все равно глянец не убережешь», — думал Сивцов, глядя на узконосые хромовые сапоги Нащокина.
У лаза, к которому вели кабаньи следы, Нащокин опять извлек свою лупу, стрельнувшую по елям шаловливым солнечным зайчиком, и нагнулся.
— Смотрите, — сказал он таким тоном, что все разом подались к нему и только Сивцов продолжал стоять поодаль, в ожидании.
Нащокин обернулся к капитану.
— Прошу!
Сивцов взял лупу, направил на проволоку, на ее оборванный конец.
— Вроде, кусачками, — сказал Чулымов.
Сивцова словно ударило. Да, проволоку как будто перерезали. Она проржавела; ее достаточно было чуть-чуть сдавить кусачками и обломить. Только сильное увеличение показывало тоненькую серебристую искорку среза. Были еще разрывы в заграждении, в двух местах, но там обошлось без инструмента.
Капитан не выпускал линзу. Может быть, ошибка? Сейчас он отталкивал от себя тревогу, но напрасно. Проволоку перерезали. Значит, здесь у него прошел враг!
В жизни Сивцова было много боевых тревог, и он любил вспоминать их в кругу товарищей: ведь в поиске, схватке с врагом и заключен смысл службы на границе. Но теперь тревога отзывалась в душе капитана болью вины. Она смотрела на него глазами Нащокина, Чулымова, офицеров штаба.