– Только не рассказывайте маме, – говорит отец, – она не понимает шуток.
– Это есть в твоей песенке? – не унимается брат.
Отец говорит, что нет, но он, мол, подумает, как это можно вставить.
Чуть позже я замечаю, что мы больше не сворачиваем во дворы, хотя непохоже, что едем домой.
– Разве это дорога на Саншайн? – спрашиваю я отца, и он отвечает:
– Нет, мэм.
– Мы еще на твоей территории?
Он мотает головой.
– Быстро мы несемся! – одобрительно замечает брат, и вправду мы трясемся по высохшим лужам так, что бутыльки в чемоданах звенят, сталкиваясь, и многообещающе булькают.
Еще дорога, дом, тоже некрашеный, высушенный солнцем до седины.
– Я думаю, что мы на чужой территории.
– Так оно и есть.
– Тогда зачем мы здесь?
– Увидишь.
Перед домом крепкая женщина собирает белье, разложенное на траве, чтобы отбелить его и высушить. Когда автомобиль тормозит, она с минуту вглядывается, подняв голову, затем, наклонившись, подбирает несколько полотенец, добавляет их к остальным под мышкой и, подойдя к нам, говорит равнодушным голосом, ни дружеским, ни враждебным:
– Вы заблудились?
Отец не сразу выбирается из машины.
– Нет вроде, – говорит он, – я работаю на «Братьев Уокер».
– Их человек тут – Джордж Голли, – возражает женщина, – и он был здесь неделю назад. О господи боже, – резко вскидывается она, – это ты!
– Ну был им, по крайней мере, когда последний раз смотрел в зеркало, – отвечает отец.