Михаил раскрыл было рот, но тут в зал величественно вплыла сама доктор Эмори, и Катрин с Дженнером быстро направились встречать руководительницу ресионского комплекса. Кореин обиженно переглянулся с Нгуеном Тинем из Викинга (тот курировал экономику) и Махмудом Чавезом со станции «Вояджер», занимавшимся финансами, — оба были центристами. Четвертый их единомышленник, адмирал Леонид Городин стоял среди молчаливой толпы своих помощников в одинаковой одежде. По иронии судьбы, именно Комитет по обороне был самым слабым звеном в цепи единомышленников, ибо имел обыкновение часто менять точку зрения и дрейфовать в сторону экспансионистов, если на то находились веские причины. Городин примыкал к центристам лишь потому, что желал держать новые военные транспорты типа «Эксцельсиор» в Ближнем Космосе, дабы ими можно было воспользоваться в любой момент. Адмирал не уставал повторять нечто вроде: «Вы что — хотите заслать корабли черт знает куда, когда Альянс вводит одно эмбарго за другим? Желаете, чтобы избиратели стучались вам в двери, требуя еды и товаров? Хотите новой разрушительной войны? Если да, то отсылайте грузовые суда в Дальний Космос. И тогда останется уповать на доброту торговцев из Альянса».

При этом адмирал, разумеется, как бы забывал, что основанный по соображениям торговой выгоды Альянс по Пелльскому договору получил возможность перевозить грузы, но не имел права строить военные корабли. Договор также позволял Союзу, успевшему построить великое множество грузовых судов, сохранить свой флот, однако лишал его права строить новые корабли, способные составить конкуренцию торговым. По сути дела, речь шла о тонком дипломатическом подкупе, об уступке с целью возобновить прерванную во время войны доставку припасов. Когда Богданович объявил о достигнутых договоренностях, против них голосовала даже Ариана Эмори.

А станции одобрили договор. Дело оставалось за Генеральным Советом — тот должен был, собравшись в полном составе, обсудить Пелльский договор. Хоть и с незначительным перевесом, но договор все же был ратифицирован. И немудрено: Союз устал от войны, от дезорганизованной торговли, от дефицита товаров.

Теперь доктор Эмори планировала начать новую кампанию за изучение и колонизацию Дальнего Космоса.

Все знали, что подобная затея не таит в себе ничего хорошего. Доказательством тому была неудача Сола, Солнечной системы, по ту сторону космоса. В результате Сол поспешно обратил взор обратно к Альянсу, умоляя о возобновлении торговли и открытии рынков. Но у Сола были соседи, и его недальновидная суета могла навлечь беду на Альянс с тыла, после чего под угрозой оказывалось и пространство Союза. Именно на это и упирал постоянно Городин, требуя увеличения ассигнований на оборону.

Но позиция Городина была чрезвычайно уязвимой, ибо ему запросто могли вынести вотум недоверия. Адмирал мог оказаться навсегда потерянным для единомышленников, если не успел бы разместить свои корабли на наиболее важных направлениях.

А новость о поведении выборщиков в Комитет по торговле явилась настоящим ударом. Центристы полагали, будто этот пост достанется их кандидату. Центристы искренне надеялись, что сумеют помешать Ариане. Но все, что было теперь в их силах, — убедить Совет не проводить голосование по проекту «Надежда», ибо столь широкомасштабная затея подразумевала подготовку целой флотилии кораблей в частности и крупные финансовые ассигнования вообще. Но голосование можно было только отсрочить — до тех пор, пока Людмила Де Франко не прибудет с Эсперансы и не приступит к исполнению должностных обязанностей.

Или… Можно было также уклониться от участия в голосовании, дабы не собрался необходимый кворум. В этом случае проект автоматически уходил на голосование в Совет Миров. В этом случае клика Арианы могла не получить необходимого числа голосов. Представители были куда более независимы в своих действиях, особенно блок, представлявший Сайтин, ибо большинство сайтинцев принадлежало к лагерю центристов. Можно было надеяться, что нетерпеливые противники примутся терзать проект, еще не выверенный в Совете Девяти, месяцами внося изменения, которые «Девятка» ни за что не утвердила бы. Так повторялось снова и снова…

Пусть Городин еще раз попытается убедить экспансионистов отложить голосование. Адмирал лучше всех подходил для этой роли: как-никак, грудь в орденах и медалях, герой войны! Да, нужно бросить против них Городина — возможно, дело выгорит. Если нет, четырем центристам ничто не помешает воздержаться от голосования. Но умышленное снижение кворума и, как следствие, преждевременное окончание заседания могло повлечь тяжкие политические последствия.

Однако сейчас требовалось выиграть время, дабы связаться с ключевыми лоббистами, дать им возможность потянуть за нужные нити. К тому же Людмилу Де Франко по прибытии можно склонить к проведению более умеренного курса, о чем она заявила сама. Или хотя бы сделать легкий реверанс центристам по поводу законопроекта, особенно важного для ее избирательного округа. Госпожа Де Франко могла проголосовать за откладывание законопроекта на более отдаленный срок…

Советники направились на свои места. Группа Эмори замыкала шествие — впрочем, это можно было предсказать заранее.

Богданович ударил старинным молоточком, возвещая об открытии заседания.

«Прошу считать заседание открытым», — объявил старик, тотчас переходя к обсуждению результатов выборов и формальному утверждению Людмилы Де Франко в должности Советника — председателя Комитета по торговле.

Оба вопроса прошли без сучка и задоринки. Катрин Лао и Дженнер Харого посматривали на Ариану, но та сидела как каменная. Она вообще не суетилась понапрасну. Выражение скуки на лице, медленные движения длинных пальцев с холеными ногтями с укрепленным на одном из них записывающим устройством — «стилосом» — просто кричали об отработанной до автоматизма терпеливости по отношению к разного рода формальностям.

Обошлось без дискуссий. Формально-вежливые «да», засвидетельствованные официально.

— Следующий вопрос повестки дня, — объявил Богданович, — утверждение господина Дензила Лала в качестве исполняющего обязанности председателя Комитета по торговле с правом голоса до прибытия Людмилы Де Франко.

Снова формальности. Опять скучный хор «да», шутливая перепалка между Харого и Лао, легкий смех. Городин, Чавез и Тинь вообще никак не отреагировали. Ариана обратила на это внимание: Кореин заметил, как женщина сначала засмеялась, но тотчас умолкла, бросив косой взгляд куда-то вбок. Стилос прекратил вращаться. В глазах Эмори теперь таилась осторожность. А когда Ариана смотрела в сторону Кореина, то растягивала губы в легкой улыбке, которая могла сгладить неловкость при случайной встрече взглядов.

Но в глазах ее не было и тени улыбки. «Чего от тебя ждать? — точно спрашивали они. — Что ты замышляешь, Кореин?»

Конечно, в данном случае можно было не мучить себя множеством догадок, и Ариане с ее умом не составляло труда выбрать правильный вариант. Взгляд женщины то и дело замирал, в нем угадывалось то понимание, то неприкрытая угроза. Михаил ненавидел чертову бабу всей душой. Ненавидел все, что было связано с ее именем. Но дуэль с нею была сродни упражнениям в телепатии: Кореин глядел упрямо, отвечая угрозой на угрозу, и чуть приподнятая бровь словно говорила: «Конечно, тебе под силу подтолкнуть меня к пропасти. Но первой туда полетишь ты. Я не стану колебаться. Расколю Совет, парализую работу правительства».

Полузакрыв глаза, Ариана улыбалась. «Неплохой удар, Михаил, — будто говорили ее губы, — но ты уверен, что хочешь войны? Может оказаться, что ты к ней еще не готов».