Максим Хорсун
Солдаты далекой империи
— Вот когда бы нам повоевать, ваше императорское величество!
Длинная цитата вместо пролога
«Чем лучше удавалось разглядеть планету, тем явственнее выступала эта замечательная сеть. Точно вуаль покрывает всю поверхность Марса… По-видимому, ни одна часть планеты не свободна от этой сети. Линии обрываются, упираясь в полярные пятна. Они имеют форму в такой мере геометрически правильную, что внушают мысль об искусственном происхождении их…
Для всех, обладающих космически широким кругозором, не может не быть глубоко поучительным созерцание жизни вне нашего мира и сознание, что обитаемость Марса можно считать доказанной.»
Часть первая
На коленях
1
Мне много раз доводилось беседовать со своими друзьями по несчастью о том, с какими странностями они сталкивались во время последнего похода «Кречета». Однако никто не мог припомнить ничего удивительного. Мы воз вращались с артиллерийских стрельб, отгремевших в Финском заливе, мы благополучно пережили и маневры, и предшествующий им высочайший императорский смотр. Жизнь на броненосце текла так, как должна была протекать на любом другом военном корабле, ходящем под Андреевским флагом.
Лишь в
«Кречет» медленно, словно крадучись, подбирался к порту. Его сиренный гудок то и дело оглашал окрестности протяжным «у-у-у-у», и в этом низком звуке отчетливо слышалась тоска огромного стального зверя, путешествующего в одиночестве по северным морям. А потом все заглушил звон колокола…
Как сейчас помню: половина двенадцатого ночи, в каюте на столе — ворох исписанных листов (по возвращении «Кречета» в Кронштадт я намеревался вырваться в Петербург, посетить некоторых издателей и попытаться пристроить подборку новых морских рассказов). Под листами были погребены мои неизменные спутники и помощники: «Патология» — пособие для преподавателей медицинских университетов и «Очерки о гнойной хирургии» Пирогова… Нет-нет, я не черпал в этих трудах вдохновение, просто я позволял себе быть литератором лишь тогда, когда опускалась ночь и двери каюты закрывались на замок. А «в миру» — я доктор. Судовой врач, хирург.
И в
Работа, как всегда, затягивалась. Пепельница стала походить на скифский курган, над столом повисло неподвижное облако табачного дыма, и в какой-то момент даже мне, заядлому курильщику с восемнадцати лет, все опротивело. Я открыл дверь и вышел в освещенный электрическими лампочками коридор.
Раздается звон колокола…
В курляндской Либаве есть и православные храмы, и кирхи, и синагоги, и костелы. Но до Либавы еще далеко, а в колокол бьют… бьют прямо над кораблем.