— Куда теперь?

— Тут такое половодье, что лучше обратно, на улицу. Тем более ты еще василиска не видела.

— Какого василиска?!

— Который раньше сокровищницу охранял. До семнадцатого, что ли, века; впрочем, с датами я вечно путаюсь.

— Почему только до семнадцатого?

— А потом, согласно известной городской легенде, в подземелье послали какого-то хитрого каторжника. А тот вооружился зеркалом, чтобы василиск убил себя своим смертоносным взглядом.

— Как Медуза горгона?

— Ну. Популярный сюжет. Но не знаю, как Медуза, а василиск убивает взглядом, только когда сам этого захочет. Что, в общем, нормально. Всякое разумное существо должно иметь возможность самостоятельно принимать столь ответственные решения. Поэтому наш василиск не стал умирать от собственного взгляда. Но с ним случилась другая неприятность. Он влюбился.

— В свое отражение?

— Ага. Он же никогда раньше не видел зеркал. В сокровищнице ни одного не оказалось, а кроме нее тут, сама видишь, никакой культуры быта, одни коридоры подземные. Поэтому василиск решил, что перед ним какое-то другое существо. Такое прекрасное, что хоть сейчас женись. Отобрал у каторжника зеркало и с тех пор с ним не расстается. Даже вылез из-под земли на свет, чтобы лучше видеть предмет страсти.

— До сих пор хочет жениться?

— Ну, для начала хотя бы познакомиться. Василиск, видишь ли, совершенно уверен, что зеркало — вход в дом его прекрасного двойника. И уже которое столетие прикидывает, как бы этой дверью воспользоваться. Надеюсь, в конце концов у него все получится. Я за него болею. В девяностые мы с друзьями даже делали ставки — успеет наш василиск исчезнуть до конца тысячелетия или останется с нами. Я ставил на скорый успех и продул… Вот в этом дворе он засел. Видишь, какая щель здоровенная в воротах? Это местные мальчишки нарочно расковыряли, чтобы за василиском подглядывать. Ну а мы, экскурсоводы, корыстно пользуемся плодами их детского труда.

— А можно я посмотрю?

— Конечно. Это обязательный пункт программы. Не показать гостю василиска — совсем уж бессовестная халтура. Я бы тогда сам от собственного взгляда в зеркало помер — со стыда.

— Лучше бы ты запретил. Мне же страшно! Все-таки василиск. А вдруг зыркнет?

— Не беспокойся. Ему уже триста с лишним лет не до нас.

— Ладно, рискну, — вздыхает она и припадает к щели. — Ой, он птица?

— Можно и так сказать. Но вообще-то, у василиска только голова петушиная. А тело жабы. С таким особо не полетаешь. Оно, знаешь, и к лучшему. А то завел бы привычку делать пару кругов над вечерним городом для моциона. Не очень хорошо для туристического бизнеса. Народ нынче опасливый пошел.

— А по-моему, наоборот. Толпами повалили бы! Куда теперь?