— Я не хотел, — сказал Паркинсон. — Я очень не хотел, чтобы ты стала шагателем.

Он заплакал, и Аня подошла к нему, обняла за плечи.

— Дед, ну не получилось бы скрывать это вечно. Если уж я родилась шагателем, значит, на то воля Колеса.

— Воля Колеса! — с невероятным сарказмом передразнил её старик. — А почему не телеги? Или велосипеда?

— Не кощунствуй, — строго сказала Аня. — И я не знаю, что такое велосипед.

— Разумеется, — захихикал Паркинсон. — В безногом мире велики не нужны.

— Тебе срочно нужно твоё лекарство, — печально сказала Аня. — Ты опять начинаешь… фантазировать.

— Ты хотела сказать «бредить». Чего уж там, давай, все же знают, что я давно из ума выжил!

— Дедушка, — Аня прижала его голову к груди, но Паркинсон оттолкнул её.

— Шестнадцать лет я скрывал от всех, что ты можешь ходить. Чтобы у тебя было нормальное будущее, чтобы ты не стала изгоем в этом дурдоме, могла нормально выйти замуж, может быть, даже стать заведующей… С твоими способностями это было бы не сложно! А ты хочешь всё разрушить.

— Не забывай, что нам просто нечего жрать, — тоже раздражаясь, но ещё сдерживая себя, сказала Аня. — Сегодня. Сейчас. А не когда-нибудь.

— Хорошо, — спокойно сказал Паркинсон. — Продай соседям нашего ахта. Продай за половину цены.

— Хорошо, — согласилась Аня, снова залезла в кресло и выехала из комнаты. Она не стала говорить, что продала единственного ахта ещё неделю назад.

Служба уже заканчивалась, когда Башмак зашёл в полуразрушенное здание Лабораториума. Без малого пятнадцать лет прошло с Дней Гнева Колеса, а руины так и не отстроили. Сквозь дыры в крыше солнечные лучи били прямо в алтарь. Заведующий Александр Борисович раскрутил позолоченное колесо, закреплённое над алтарём, в котором, по преданию, хранились подшипники Колеса Изначального. Яркие блики весело поскакали по молитвенному залу. Народ потянулся к выходу. Ары, как и положено, выезжали первыми. Те, у кого кресла были самоходными, на ходу доставали шахматные доски, расставляли фигуры. Лебы, на колясках попроще, теснились в ожидании. Башмак тоже посторонился и поймал на себе цепкий взгляд заведующего. Александр Борисович, завершая службу, двуручно осенил разъезжающихся прихожан Ободом Колеса и сразу кивнул шагателю здоровенной башкой — двигай сюда.

Башмак протиснулся между колясками, робко приблизился к заведующему, махнул перед собой ладошкой, изобразив Обод Колеса. Заведующий укоризненно взглянул на него и медленно сделал ритуальный жест в соответствии с Завещанной Инструкцией: вытянув руку перед собой раскрытой ладонью вперёд, нарисовал в воздухе окружность. Башмак старательно повторил.

— Здравствуй, шагатель, — сказал Александр Борисович.

— Здравствуйте, заведующий, — почтительно ответил Башмак.

— С тобой будут говорить Спицы Колеса.

И, ласково улыбнувшись обомлевшему шагателю, заведующий развернул свою коляску и покатился вглубь Лабораториума, за алтарь с крутящимся колесом, туда, где в сумраке угадывался коридор. Башмак, обмирая от страха, поплёлся следом. Ни разу в жизни он ещё не заходил за алтарь. Немногие из аров удостаивались такой чести, а лебы и к алтарю-то не всегда близко подходили. Сапоги хоть надо было надеть, подумал Башмак, чё же я босиком-то.

Коридор оказался очень длинным, было непонятно, как он помещается в небольшом здании Лабораториума. Разве что под землёй тянется, размышлял Башмак. Навстречу им проехали двое незнакомых шагателю заведующих, с интересом взглянули на него. Он, как мог на ходу, почтительно раскланялся. Вдруг заведующий резко остановился перед неприметной дверцей, оглянулся на шагателя, тихонько постучал.