Он увидел инструмент в пятилетнем возрасте, пытался сыграть на нем и потерпел неудачу. Этого оказалось достаточно. Он успокоился лишь тогда, когда овладел фортепиано в совершенстве; даже сейчас она помнила бесконечные упражнения, выматывавшие ей нервы. Позже появились девушки. Каждая из них представляла собой вызов; когда он подрос настолько, чтобы замечать их, его взору открылся целый мир, ждущий, чтобы он покорил его. Она боялась, как бы он не угодил в какой-нибудь ужасный переплет, грозила в случае неприятностей отправить его к отцу; насмешливое, ироничное отношение Джона к ее опасениям причиняло ей боль. Она до сих пор слышала его смех. Ему не было дела до ее чувств! Когда Джону исполнилось всего девятнадцать, произошел эпизод с маленькой стервой-гречанкой из ресторана, расположенного в Сохо,— безрассудный брак, пренебрежение карьерой, ждавшей его в Сити... Оглядываясь назад, она с горечью спрашивала себя, кто рассердился сильнее — она или ее первый муж. Джон не замечал их гнева. Джон лишь смеялся, словно родители значили для него еще меньше, чем деловые перспективы, которыми он запросто пренебрег. После этого она почти не видела сына.

Воспоминания будоражили ее душу: она отказалась признать его жену, в ответ на это Джон перебрался в другой конец Англии, после женитьбы он общался с матерью лишь в случае необходимости.

Например, сразу после смерти Софии. Он тотчас пришел к ней. «Я уезжаю за границу,— сказал Джон.— Присмотришь за Джастином, ладно?».

Именно так. Присмотришь за Джастином, ладно? Словно она была домашней прислугой, которой давали поручение. Она часто спрашивала себя, почему ответила тогда согласием. Она не собиралась этого делать. Хотела сказать: «Найди кого-нибудь другого, кто согласится выполнять за тебя грязную работу!» Но вместо этого исполнила его просьбу. Джастин тотчас оказался у нее, а Джон —- в Канаде... Он ни разу не написал ей. 

Она не верила, что Джон сможет полностью игнорировать ее. Она не ждала от него регулярных писем, но, взяв на себя заботу о его сыне, рассчитывала на постоянный контакт с Джоном. Он не прислал ей ни одного письма. Сначала она испытывала изумление. Постоянно думала: «Письмо прибудет со следующей почтой. Я обязательно получу его на этой неделе». Но он так и не написал. Слезы обжигали ее щеки, она снова в раздражении повернулась к туалетному столику, чтобы поправить макияж.

«Причина в том, что я сержусь,— сказала она себе, не желая признаваться в собственной слабости,— его поступки пробуждают во мне злость».

Дело не в том, что она испытывает боль или волнение. Просто ее бесит то, что в ответ на материнскую помощь он даже не потрудился написать ей слова признательности. Она взглянула на часы. Скоро вернется домой Джастин. Нервными, неуверенными движениями она вытерла слезы салфеткой и протянула руку к пудренице. Самое главное сейчас — успеть. Джастин не должен видеть ее в таком состоянии...

Сосредоточившись снова на макияже, она спросила себя, получил ли кто-нибудь весточку от Джона после его отъезда в Канаду. Возможно, он писал Мэриджон. Она ничего не слышала о Мэриджон после развода с Майклом. Не видела Майкла с прошлого Рождества, когда они неожиданно встретились на скучнейшем коктейле, устроенном кем-то... Она всегда с симпатией относилась к Майклу. Джон никогда не любил его, предпочитая ему того ужасного человека — как его звали? Она нахмурилась, раздраженная тем, что память подводила ее. Она отлично помнила, как однажды встретила его фамилию в разделе светской хроники какой-то второстепенной газеты... Алекзандер, внезапно осенило ее. Ну конечно. Макс Алекзандер. Щелкнул дверной замок; кто-то вошел в прихожую. Он вернулся. Она нанесла последний штрих на свое лицо, встала и подошла к лестнице.

— Джастин?

— Привет,— отозвался он из гостиной; голос его звучал спокойно, невозмутимо.— Где ты?

— Сейчас приду.

Он не знает, решила она. Он не видел газету. Все обойдется. Она появилась в холле, прошла в гостиную. Там был сквозняк; за развевающейся шторой брезжил вечерний свет.

— А, ты здесь,— сказал Джастин.

— Как у тебя дела, дорогой? День был хорошим?

— Да, да.

Поцеловав Джастина, она внимательно посмотрела на него.

— Судя по тону, ты не очень-то уверен в этом.

Он отвернулся, шагнул к камину, взял пачку сигарет и тут же положил ее обратно, потом подошел к окну.

— Твои растения в полном порядке, да? — рассеянно произнес Джастин; он внезапно повернулся и поймал ее врасплох — в каждой линии лица и тела Камиллы чувствовалось напряжение.

— Джастин?..