– Почему?
– Потому что те, которым все равно, не станут вас мучить зря. Аббану велено было четвертовать, тебе – просто отрубить голову. Я так и сделаю.
– Гай заплатил тебе? – не веря собственным ушам, переспросил Гальен.
– Что в этом особенного? – сказал солдат. – Нам все платили за чью-то смерть. Раньше мне платил Ларренс. Встань ровно и выпрями спину, Гальен. Обещаю, что сделаю быстро.
Гальен отвернулся и увидел впереди себя грустное лицо Ренье. Какая-то девчушка жалась к груди младшего из братьев и таращилась на человека, которому суждено через мгновение умереть. Как будто пыталась прочитать на его лице какую-то тайну.
«Нет никакой тайны», – подумал Гальен.
Палач поднял меч. Ренье закрыл глаза, и в тот же миг, поддаваясь этому безмолвному совету, закрыл глаза и Гальен.
Жизнь закончилась.
Кожа натянулась на четырех шрамах Талиессина и вдруг лопнула. От боли он пронзительно вскрикнул, и тотчас ему стало легче. Напряжение отпустило. Четырьмя потоками кровь потекла прямо в середину алтарного камня. Одежда Талиессина, его руки, которые он невольно подставил под кровавые потоки, казавшиеся опасно изобильными, – все мгновенно потемнело.
И вдруг камень вспыхнул, как будто был сделан из прозрачного стекла и внутри его разложили огонь. Земля приняла кровь Талиессина, впитала ее в себя и затаилась, наливаясь плодородием.
Арфы гремели над королевством; в ночи торжествующе кричала новорожденная девочка; доски помоста и изуродованные тела казненных увозили на телеге прочь от столицы, и скоро ночь сомкнулась позади мрачного шествия.
Луны прошли по краю горизонта и погасли, так и не поднявшись в зенит. Почти весь небосклон разом занялся, оставшись темным только на севере; начиналась первая заря обновленного года.
akniga