– Джек, – отвечаю я.

Это мое самое любимое мужское имя с тех пор, как я посмотрела «Титаник». А еще я обожаю все, что связано с Кеннеди. Хотя, конечно, предпочитаю парадную вашингтонскую версию, а не ту неприглядную историю с Мэрилин Монро.

– А фамилия? – давит Эди.

– Принс. Джек Принс, – твердо говорю я и грустно добавляю, – к сожалению, Джек не из Атланты.

– А где он живет? – спрашивает девочка по имени Фиона.

У нее безжалостно короткая челка, которая топорщится хохолком. На голове красуется огромный бант, плохо сочетающийся с неудачной стрижкой.

– В Африке. В Кении. Он врач в Корпусе мира. Работает в лагере для беженцев.

Ложь во спасение. Именно так я и думаю. «Вот тебе, Эди. Твой папочка занимается управлением состояниями, то есть играет в гольф со своими дружками, швыряя по сторонам деньгами, которые никто из них не заработал».

– А Джек когда-нибудь видел льва? – спрашивает крошечный мальчик по имени Фредерик. Говорит он очень тихо, зато очень правильно. Мне вдруг становится жаль маленького Фредди. Очевидно, он и станет моим любимчиком (что бы вы ни слышали от других, любимчики есть у всех учителей).

– Я не уверена, Фредерик. Спрошу, когда мы будем болтать по скайпу… То есть сегодня… И расскажу вам завтра.

Иногда ответить на вопрос про льва гораздо сложнее, чем соорудить целый трансконтинентальный роман.

Дальше сыплются вопросы о том, встречался ли Джек с тиграми, аллигаторами, бегемотами и обезьянами. Первоклашки обожают подобные разговоры. Я тоже, но чувствую, что пора прекратить разговор о своем добросердечном бойфренде, взять ситуацию под контроль и начать работать.

Остаток дня проходит довольно спокойно. Я запоминаю имена учеников и пытаюсь понять, что они из себя представляют. Я даже не думаю об Уилле, пока у Эди не выпадает левый передний зуб. Конечно же, на обед ей дали морковку и хумус. Нижнего правого зуба у нее уже нет, но тем не менее, когда одноклассники окружают ее, чтобы изучить окровавленное сокровище, она ликует, как в первый раз. Я как ветеран борьбы с выпавшими зубами – мне приходилось и выдергивать их, и хранить, и все на свете – помогаю ей промыть рот, потом мою крошечный зубик и кладу его в пакетик. У меня в столе всегда есть пакетики на такой случай. Потом я вынимаю из другого ящика розовый стикер, пишу на нем «Зубной фее», рисую сердечко и вкладываю бумажку в пакетик вместе с зубом.

– Как думаешь, что она тебе принесет? – спрашиваю я, глядя на пухлое сердечко.

Потом смотрю в ясные глазки Эди.

– То же самое, что и за этот, – Эди тыкает пальцем себе в рот и ощупывает языком дырку. Голос у нее низкий и хрипловатый. Когда-нибудь он будет сводить парней с ума.

– И что же это было? – спрашиваю я, думая о голосе ее матери.

Я понимаю, что буду собирать информацию о ней весь год. Я уже задала несколько вопросов о ее брате, узнала, что дома Оуэна зовут просто «О», что его спальня отделана самолетиками и что его постоянно наказывают.

– Она принесла мне монетку в один доллар, – отвечает Эди, и мне снова делается больно.

К тому же выходит, что я не могу назвать Уилла и Андреа слишком уж щедрыми родителями, а это обидно. Большинство Зубных фей в Бакленде страшно расточительны, но доллар – отличная сумма, а монетку куда приятнее получить, чем мятую банкноту. Черт.