Книги

Пир князя Владимира

22
18
20
22
24
26
28
30

Владимир протянул ему кубок вина из своих рук и обернулся к товарищу, который позвал его петь.

* * *

Перун-громовержец царил над Новгородом. Деспот, которому приписывали неограниченное могущество, ростом достигал самого неба.

Всякий раз, когда Владимир поднимал на него взгляд, ему казалось, что они стоят друг против друга. Бог и князь. Связанные договором, в который князь вступает своим рождением и подписывает своим криком, впервые вдохнув легкими воздух. Берет обязательство хранить веру отцов, приносить жертвы и требовать у бога все, что ему нужно для себя и для своего народа. Бог, со своей стороны, эти просьбы удовлетворяет. В противном случае князь приносит более щедрые жертвы, а если и после этого остается неуслышанным, то может искать благосклонности другого бога.

Деревянное изображение устрашающего размера было подточено временем, потемнело, подножие его, жертвенник, заканчивалось вырезанной из дерева человеческой головой. Из пор дерева сочился запах крови, которая заливала и пропитывала его бессчетное число раз. Вокруг святилища в несколько рядов громоздились крупные камни, подчеркивая отделенность этого места от остального мира и его святость.

Медовухи, ржаного хлеба, лука и молока было достаточно не всегда. И даже жертвенного подношения в виде миски с житом, которую князь поднимал над головой, вознося к идолу в знак благодарности за собранные плоды земли.

– Раздайте нищим!

Боги требовали крови. Нищие толпились вокруг князя, когда он раздавал мясо жертвенных животных, оставляя лучшие куски для жертвенника трудноумолимого бога. Его деревянную скульптуру окружали воткнутые в землю копья с торчащими на них головами.

Он им молился и верил, что они на его стороне. Перун первый, за ним Волос, потом старик Род, державший в руке трезубец династии Рюриковичей…

Князь применял законы и решения, которые принимало вече, созывавшееся резкими звуками колокола. Обсуждение не всегда приводило к результату, тогда дело продолжали и заканчивали кулачным боем на Волховском мосту. Кто возьмет верх, того и право. Не раз сверкающими глазами Владимир наблюдал за дракой, страстно желая броситься в толпу, где участники веча доказывали свое мнение кулаками. Но вместо этого пришпоривал коня, приподнимался в своем черкесском седле и с бешеной скоростью уносился прочь.

Кровь его кипела, но он был князем, приходилось себя сдерживать.

* * *

Он часто думал о Конопатой. Она была младше него, меньше, он заботился о ней, а теперь она одна… Хотел бы он показать ей свой город. Рассмешить ее как бывало раньше, ему нравились ямочки на ее щеках, вот бы их снова увидеть…

Сразу спросил о ней у Малуши, как только та приехала. Купцы ее выкупили, отвечала она, вместе с матерью. Княгини Ольги больше не было, а жена Ярополка служанок себе выбирала сама.

– Кто знает, где они теперь…

2

Корень будущего – в прошлом. Из недоступного былого предки предостерегают нас, склоняют к добру, стараются отвратить от грозящего со всех сторон зла.

Быстроногий гепард Святослав один за другим возглавлял захватнические походы, зачастую спал в седле, уронив на грудь голову, так что трудно было понять, дремлет он или просто глубоко задумался. Охотясь в киевских лесах, он учился у ловкого зверя следовать инстинктам, но помнил при этом и о своей княжеской чести. Врагам сообщал о своем приближении, высылая гонца с сообщением:

– Иду на вы! Аки пардус!

Это увеличивало вес его побед, ведь им предшествовало предупреждение, за ним оставались мутные кровавые реки, разрушенные покоренные города, костры, на которых сжигали погибших русских воинов. С обязательным соблюдением жертвенного обряда, чтобы и на том свете у покойных были и жена, и собака, и конь…

Не возя за собой ни запасов пищи, ни котлов для ее приготовления, ни чего бы то ни было другого затрудняющего передвижение, его войско в походе питалось запеченной на костре кониной и дичью. Шатры тоже были грузом, потому если приходилось остановиться на ночлег, то князь как и все спал под открытым небом, на колючей конской попоне, положив на седло обритую голову с одной длинной прядью волос, оставленной по обычаю как знак высокого княжеского происхождения.

А его серьга, рассказы о которой кочевали из века в век, поблескивала золотом на фоне кожи седла.