— Просто они учатся в параллельных классах — вот вы и не видите. Мне пора, — устало сказала Марина.
— И что, вы совсем не замечали в поведении сына каких-нибудь странностей за последние… э-э… два года? — не сдавалась Елена Геннадьевна.
«Странностей, — грустно подумала Марина, — сколько угодно „странностей“. Не тебе же о них рассказывать, безмозглая ты лягушка».
— Не замечала.
Марина поднялась.
— И между прочим, его ужасающая физическая форма, — школьный психолог вдруг резко привстала и совершила в сторону удаляющейся родительницы странное движение рукой — словно собиралась ухватить ее за подол пальто, но в последний момент передумала, — это не просто обмен веществ… У человека все взаимосвязано, да! — и психика… и душа…
Марина осторожно прикрыла за собой дверь.
«…И тело — да — и тело — да — и тело», — застучало у нее в голове в такт шагам.
Когда же все это началось? Действительно два года назад? Три?
Чем больше она об этом думала, тем больше ей казалось, что не два и даже не три, а четыре года назад, после той злополучной, растянувшейся на месяц болезни, — уже тогда что-то нарушилось и в душе, и в теле ее сына.
Сначала совсем немного… Сначала в нем просто появилась какая-то задумчивость, отрешенность, что ли. Он практически перестал гулять. Приходил из школы и сидел все время дома, рисовал, писал что-то в своей тетрадочке. Иногда — все реже и реже — за ним заходили мальчики из соседних домов, с которыми он раньше дружил. Были веселые, запыхавшиеся. Нетерпеливо давили грязными пальцами на кнопку звонка. Приносили с собой новенький, хрустящей бежевой кожей обтянутый мяч. Говорили:
— Здрасте, тетя Марина! А вот можно, Макс с нами погуляет?
— Конечно, можно, если он захочет.
Но он не хотел. По-взрослому вежливо и уверенно отказывался, фальшиво улыбался. Настороженно ждал, когда за ними закроется дверь.
На их девятый день рождения гости пришли только к Вике. Максим отказался сидеть с ними за праздничным столом, унес свою долю угощения в детскую и весь вечер провел там один.
Потом… Что было потом? Когда все стало
Десять
Когда ему было десять (он тогда учился в четвертом классе), Марину вызвала в школу классная руководительница. Она сказала, что Максим регулярно отнимает и съедает завтраки своего одноклассника Леши Гвоздева (Марина как-то видела его — щуплого болезненного мальчика с нежно-голубыми венками, просвечивающими сквозь кожу лица) — глазированные сырки и булочки с маслом, которые тот приносит с собой из дому. Это стало известно только вчера — какая-то девочка увидела и пожаловалась. Сам Гвоздев не решался рассказать об этом ни учителям, ни родителям: Максим обещал, что, если что-нибудь выяснится, он задушит его и зароет в лесу.
— Зароет в… лесу? — тихо переспросила Марина.
— Вот именно. В лесу, — с непроницаемым лицом повторила классная руководительница. — Хотите знать, что было потом?