Николай ухмыляется — редкое зрелище.

— Невинная и наивная, но достаточно умная, чтобы позаботиться о ребенке. Мне это нравится. Так меньше шансов, что она сунется туда, куда не следует.

— Именно так, — соглашаюсь я. — Но найти идеальный баланс невинности и компетентности будет нелегко. Нам нужно будет тщательно проверить ее.

Он кивает.

— И быстро. Время не на нашей стороне, особенно с учетом того, что Александр ведет себя как мудак во всей этой ситуации.

— Поверь, я в курсе, — говорю я, чувствуя тяжесть тикающих часов. — Я начну поиски сегодня вечером. Самое позднее — завтра.

— Хорошо, — говорит Николай, закрывая телефон и откладывая его в сторону. — Потому что, хотим мы того или нет, мы — все, что есть у этого ребенка.

Я киваю. Это суровая правда, но тем не менее правда. Мы — ее единственный выход.

Я наклоняюсь вперед, сцепив пальцы.

— И еще, что, черт возьми, происходит с Александром? Почему его так беспокоит трехлетний ребенок?

Николай качает головой.

— Не делай вид, будто ты ни хрена не знаешь. Ты знаешь его всю свою жизнь.

— Это опять про Сергея? — Спрашиваю я.

Николай вздыхает.

— Он все еще думает, что Сергей был невиновен или что-то в этом роде.

Я хихикаю, насмехаясь над абсурдом.

— О, как трогательно. Каменно-холодный Александр жалеет Сергея, прямо перед тем, как пустить ему пулю в голову. Дай угадаю, он заглянул ему в глаза, когда нажимал на курок, чтобы разобраться в душе?

Николай ухмыляется.

— Что-то в этом роде. Но не делай вид, что ты удивлен. Александр может быть холодным, но он не лишен эмоций. Просто он скрывает их лучше нас.

— Верно, — признаю я. — Но что у него с ребенком? Какое-то неуместное чувство вины перед Сергеем, или за этим кроется нечто большее?