Дама вскрикнула и, поперхнувшись собственным негодованием, зашлась в глухом кашле. На пол что-то упало, звякнув. Полин бросилась к гостье, впрочем, не прикасаясь. Засуетилась рядом, махая руками как мельница.
— Ох, простите, сиелла! Я такая неуклюжая! Могу я похлопать вас по спине?
— Не стоит, — не сдержавшись, хихикнула я. Моя подруга, как никто, умеет разрядить обстановку. — А то не только перья, но и крылья отвалятся!
В следующую секунду мы с Полин уже открыто смеялись. Я подошла и обняла подругу за плечи. Осознавая, что эта выходка уже точно не останется безнаказанной, просто позволила себе капельку сладкой мести.
Гостья в бессильной ярости что-то гортанно воскликнула на своём языке и, развернувшись так резко, что взметнулись тяжёлые юбки, выскочила из дома.
Полин подбежала к двери и торопливо заперла её. Обернувшись, она прислонилась к ней спиной и сказала, всё ещё посмеиваясь:
— Было весело. Но придётся переехать.
— Мы и так не собирались оставаться в этом треклятом городе, — отмахнувшись, фыркнула я. — Завтра я получу деньги сэлла, выкуплю свободу брата и покину Сорэндо навсегда!
— С Риардом, — счастливо поддакнула подруга. — И пусть Крылатая подавится своими деньгами. Ты не леори!
Я наконец дождалась возможности отдохнуть в своём любимом кресле и насладиться теплом огня. Закрыв глаза, вернула себе настоящий облик и слушала тихую трескучую песню. Думая о Риарде, представляла, как мы возвращаемся в замок наших предков.
Но утренний визит к магариусу разбил мои мечты вдребезги.
Глава 3
— Быть не может!
Ослабевшие в коленях ноги отказывались держать тело, и я покачнулась. Полин оказалась рядом быстрее седого старичка, который несколько месяцев вёл мои дела исключительно из-за доброго отношения к нашим родителям. Подруга помогла мне сесть, а магариус протянул наполненный стакан.
— Попейте.
Я сделала глоток и, подавившись, тут же закашлялась. Отодвинула питьё.
— Что это? Вы же знаете, что метаморфам нельзя вино!
— Ох, простите старика, — тут же заулыбался магариус и отхлебнул из стакана сам.
Но веселье его было нервным, а взгляд и вовсе печальным.
Да и чему тут было радоваться?