Местность и впрямь была красивая и для последнего — самого последнего! — боя подходила вполне, в этом я был с Вадимом согласен. Предложенный же им план… не то чтобы он мне очень понравился, но с ним у нас появлялся хоть какой-то шанс приложить напоследок синих и их кайзеровских камрадов, а при иных раскладах не было и этого.

Атака началась ровно в три или же, как любил въедливо уточнять лейтенант Волконский, в 15-00. Кстати, позднее Николай пытался уверить меня, что на его морском хронометре было уже две минуты четвертого, но коли приходится выбирать между его заслуженными ходиками и немецкой педантичностью…

Все произошло очень быстро. Над полем разнеслось уже знакомое нам завывание, и из-за пригорка дружно вынырнули, расходясь веером, четыре танка. За ними появилась стрелковая цепь.

Собственно после сверхтяжелых кайзеровских танков я бы ничуть не удивился появлению «семерок» с мотопехотой. Однако неторопливо бредущая за танками стрелковая цепь оказалась, что называется, местного разлива, причем даже более сбродная, чем обычные синие. Видимо, это был какой-то «партизанский отряд» или, попросту говоря, банда, которую командование соц-нациков решило использовать в качестве расходного материала.

Второй и третий танки, настороженно поводя тонкими хоботками спаренных стволов, остановились метров за пятьсот от окраины деревушки. Фланговые же продолжали медленно ползти вперед обходя ее и подставляя свои борта нашему второму пускачу. Затем пехотная цепь миновала замершие танки, и почти в тот же миг надсадный вой перекрыла заливистая трель пулеметной очереди.

Тянулась она нескончаемо, но крайней мере субъективно для меня, хотя на самом деле отстрелять короткую, в полсотни патронов, ленту — дело нескольких секунд. Синяя пехота мигом зарылась носами в траву, норовя задним ходом отползти поближе к танку… Пулемет замолк, и я начал тихонько отсчитывать враз пересохшими губами: раз, два, три, четыре… на счет «четыре» хижина, из которой велся огонь, исчезла в вихре дыма и пыли, из которого во все стороны летели доски и горящая солома.

Дым от хижины, точнее, от двух хижин, разнесенной взрывом и соседней, потянулся просто замечательный. Густой, черно-серо-желтый… вот последняя дымо-шашка была, наверное, все же лишней.

Следующим номером нашей программы было сольное выступление комвзвода-2 — и бывший моряк с блеском доказал, что надпись «за отличную стрельбу» присутствует на крышке его хронометра отнюдь не безосновательно. Всадить ракету в борт танка с семи сотен саженей — задача непростая сама по себе. А уж если эта ракета подверглась доморощеному «усовершенствованию» путем заливания в боеголовку полуканистры бензина… Но взметнувшееся над танком пламя того стоило.

Вторую ракету Николай «положил» в борт ближнего танка. Взрыв был хорош, но когда танк выскочил из дымного облака, я разглядел, что единственным пострадавшим элементом была кровать — одна из шести приваренных к фальшборту в расчете именно на таких, как мы, любителей кумулятивных забав.

Раз, два, три — на хлипкий кустарник, в ложбинке за которым притаился наш пускач, обрушилось не меньше полудюжины снарядов. Кайзеровские стрелки продемонстрировали отличную выучку. Вот только для этого им пришлось отвернуть стволы от деревни, а как раз в этот момент Марченко счел, что устроенная им дымзавеса стала достаточно густой. В лотках у поручика было пять ракет, и тратить их понапрасну сибиряк любил не больше Волконского.

Итогом его стрельбы стала распоротая гусеница второго танка и заклиненная башня — по крайней мере это было единственное, что я отфиксировал визуально, — третьего. На этом список наших домашних заготовок заканчивался, и слово переходило к противнику.

Поначалу они оправдали наши лучшие надежды, даже не попытавшись прикрыть избиваемые танки огнем, вражеская пехота дружно качнулась назад… и снова уткнулась в траву, когда блеклые в дневном свете красные нити трассеров нарисовали ей не требующий дополнительного перевода стоп-сигнал.

Трассы тянулись от первого, правофлангового танка. Выглядел он жутковато — вместо прежнего камуфляжа на черноте сгоревшей краски четко выделялись белые потеки огнетушителя.

Затем в небе родился пронзительный сверлящий звук, и воздух вокруг меня взорвался.