– Ты понятия не имеешь, что такое боль… Ты о ней только слышала или видела в своих тупых мелодрамах. А теперь ты с ней познакомишься. Я сделаю с тобой все, что захочу. Сделаю все то, что творили с моими людьми… такие, как твой отец, и он вместе с ними. Ты станешь моей преданной, покорной сукой, с вечно раздвинутыми ногами и открытым ртом. Я научу тебя ползать у меня в ногах и просить тебя вые*ать. Я буду учить тебя стать моей собакой прямо сегодня ночью, и ты ублажишь меня так, как я того захочу.

Ты будешь носить на своей шее ошейник, ты будешь моей рабыней, моей собственностью, моей псиной. Теперь ты принадлежишь мне!

– Я… я ничего не сделала, я… я хотела стать, стать женой вашего сына… я люблю его… я…

Вот какие ее слова я вспоминал снова и снова. Слова о том, что она его любит. Да… вначале я убил своего сына. Закрыл ее собой, поймал пулю в руку, а потом выдрал пистолет из рук Рамиля и застрелил его… Это вначале я думал о том, что он насиловал ее, это вначале мне показалось, что она кричит и сопротивляется. А потом… потом я начал вспоминать и эти ее слова о ее любви к нему. Они возвращались снова и снова. Они вспарывали мне мозг, они травили мне ядом душу. Я хотел знать правду или отправить ее следом за ним… в ад. Прямиком в бездну к проклятым изменникам. Ее голос, плачущий о любви, и голос мамы Самиды.

«Ты обезумел, мой лев, ты совершенно потерял голову… кого ты пощадил? Она подставила Рамиля. Она убила его твоими руками, потому что боялась за свою шкуру. Ты что, забыл, каким образом она попала в твой дом? Это он ее привел… ее девственность ничего не значит. Она могла совратить твоего сына иными способами…!»

Дверь комнаты приоткрылась, это Раис привел ко мне Аллаену. Втолкнул ее через порог и захлопнул дверь, оставив нас вдвоем. Эта казнь не будет прилюдной. Она будет личной.

Я повернулся к своей жене и тихо сказал:

– Становись на стул, надевай на шею петлю. Пришло время исповедоваться, или как у вас, православных это называется! Исповедаться и умереть!