Книги

Эпоха Воюющих провинций

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ага, так тебе Ходзе и пропустят к нам такого человека. Да и не поедет Фунэ в нашу глушь. А если и поедет, то надо ехать через земли Такэды и Ямоноути, и когда в этом случае ждать его в Тибе? Через полгода, год? Будем ли мы все живы к тому времени?

Врач:

— А если кораблем?

Пожилой:

— Надо пригласить христианского священника. Я слышал, что иезуит, который у нас проездом, был доктором до того, как его рукоположили в сан. Сам видел, как ловко он наложил шину на сломанную руку крестьянина.

Врач (оскорбленно):

— Эти грязнули?! Да что могут южные варвары, кроме как пустить кровь больному?..

Женщина (примиряюще):

— Господа, не ссорьтесь, пожалуйста. Мне, кажется, у мужа дрогнули веки.

Вот и все, меня вычислили, пора просыпаться. Я открыл глаза и огляделся. Все та же комната замка, вечер, в окно виден краешек уходящего за горизонт солнца. Рядом со мной сидят на коленях три человека. Девушка-японка лет двадцати, в традиционном кимоно зеленого цвета с золотыми бабочками и широким поясом оби, на ногах — белые носочки. Высокая, сложная прическа с заколками. В руках розовый веер. Красивая. Нежная матовая кожа, карие глаза, алые губы. На щеках ямочки. А фигурка, фигурка-то. Аппетитная! Смотрит на меня с тревогой и нежностью. Справа от нее застыл глыбой настоящий самурай. С седым ежиком волос, косичкой, двумя мечами. И вовсе он не старик, как мне показалось по голосу. Хотя в бороде много седых волос, на вид — лет сорок пять — пятьдесят, одет в коричневое кимоно с вышитым на груди фиолетовым кругом и двумя линиями внутри. Взгляд твердый, уверенный. Перевитые венами руки лежат на мечах. На правой щеке шрам. И последний персонаж этой мизансцены — кругленький толстенький живчик в сером кимоно и накидке, волос на голове нет, мечей тоже, к поясу подвешено несколько мешочков. Судя по запаху — там лекарственные травы. Рядом лежит сумка на лямке. Внутри видны бумажные конвертики, подписанные иероглифами. Это, стало быть, врач.

Придерживая одеяло рукой, я сел. Троица японцев тут же поклонилась мне. Причем девушка и врач сделали глубокий поклон, прижав руки к татами и коснувшись пола лбом, самурай — тоже отдал низкий и почтительный поклон, но все-таки менее фундаментальный, чем у соседей. Вот за что я люблю японские ритуалы (хоть и ругал их раньше), так это за информативность. Взять те же поклоны. Сразу видно, кто альфа-самец, кто кому обязан или выше по статусу. Ну что ж, пора расставить все точки над «i».

— Кто вы и где я? — спросил я после короткого ответного поклона.

Троица тревожно переглянулась.

— Господин, а вы разве не помните, кто мы? — Седой самурай ожидаемо взял инициативу поддерживать разговор на себя.

— Представьте себе, что нет. — Этот средневековый театр уже начал меня раздражать.

Еще один безмолвный обмен взглядами. В глазах прекрасной японки появились слезы. Вот только женских слез тут не хватало.

— Господин, а вы помните, как вас зовут? — вступил в беседу врач-колобок.

— Что за глупые вопросы, конечно, я… — И тут мой взгляд упал на желтоватые, жилистые руки, которыми я держал одеяло. Ступор. Неужели… я откинул одеяло. Боже, я все еще в теле японца. Меня повело в сторону, но девушка успела подхватить меня с одной стороны, а доктор — с другой.

— И ничего страшного, все в порядке, так бывает, — зачастил врач, — после ушибов головы люди, бывает, теряют память. Это временно, это пройдет. Сейчас мы сделаем настоечку на чернокорне, поставим иголочки…

Девушка тем временем взяла колокольчик, что лежал рядом с ней, и позвонила. Сёдзи открылась, и я увидел с обеих сторон дверей бритые лбы двух самураев.