Он поджал губы и указал на Речной храм:

– Войдём прежде. У меня ноги гудят.

Они вошли. Шу Э села у порога, как незваный гость. Чангэ нахмурился ещё сильнее, сел напротив неё, но в некотором отдалении, на расстоянии вытянутой руки, чтобы лишний раз не тревожить и без того смятенный дух Шу Э. Ци её была не в лучшем состоянии, едва узнавалась.

– Я должна рассказать тебе, – сказала Шу Э ровным, чужим голосом, – о моём прошлом. О прошлом Лю Цзиньцзы. Не прерывай меня, ты должен это услышать.

Чангэ сделал приглашающий жест. Шу Э заговорила негромко, лишённым выражения голосом, точно читала сутру или заклинание, точно рассказывала о ком-то ещё, а не о себе.

Чангэ слушал, прикрыв веки. Ему уже была известна эта история, но люди склонны преувеличивать и приукрашивать, поэтому Чангэ не слишком верил в то, что слышал. Рассказ Шу Э не только подтверждал легенды мира смертных, настоящая история была куда чудовищнее и кровавее. Лицо Чангэ не дрогнуло, даже когда Шу Э говорила о трёхсоттысячной гекатомбе во славу десяти владык ада.

– Владыка не смог мне помочь, – сказала Шу Э. – Ничто не способно стереть эти воспоминания. Мне остаётся смириться. Я отправлюсь странствовать, надеясь, что однажды смогу принять прошлое и…

– Ха! – сказал Чангэ непередаваемым тоном.

Шу Э вздрогнула и развернула лицо в его сторону.

Чангэ смерил её взглядом небожителя и чётко проговорил:

– Да кто куда тебя отпустит!

– Чангэ, ты не понимаешь…

– Это ты не понимаешь, – отрезал Чангэ, придвигаясь к ней и крепко беря её за плечи. – Что я тебе говорил? Кто бы ты ни была, я полюбил бы тебя и не перестал любить. Ты всерьёз думаешь, что я отпущу тебя теперь? Теперь, когда ты ко мне вернулась?

– Но, Чангэ… – беспомощно повторила Шу Э, – моя Скверна…

– Ты слишком высокого обо мне мнения, – с горечью сказал Чангэ, – я не святой. И не хочу им быть. Если ты пожелаешь, мы можем отправиться странствовать вместе. Но от меня ты не уйдёшь.

Шу Э пыталась ещё что-то возразить, но Чангэ впился в её губы поцелуем, отчаянно глубоким, почти безысходным.

Если бы это не смогло что-то изменить, то что вообще могло бы?